На закате любви
Шрифт:
— Я видел, как баба за двери его втащила! — крикнул кто-то.
— Коли так, ломай, ребята, прикладами! — и удары тяжелых прикладов градом посыпались на дверь пасторского дома.
Марта тем временем уже успела перевязать раны мужа. Они были не серьезны, но крови потерял он много. Страшные картины, которые проходили пред его глазами, вконец измочалили его нервы. Рабе плакал, как дитя.
— Ах, Марта, Марта! — восклицал он. — Что за ужас! Всюду смерть, кровь, пламя… Гибнут ни в чем не повинные… Ужас, ужас!..
— Я верю, что мы спасемся, — попробовала
— Слышишь? — вскрикнул Рабе, хватая ружье и спешно заряжая его. — Это русские идут сюда.
В дверь застучали приклады.
— Они! — закричала Марта. — Русские!
— Не бойся! — ответил на ее крик муж. — Я защищу тебя… Я своими руками тебя убью, но ты им не достанешься!
Дверь поддалась могучим ударам и соскочила с петель.
— Вот, вот они! — вбегая, закричали солдаты. — Вот немчин-супротивник, вот и баба…
Щелкнул ружейный выстрел. Рабе не промахнулся: один из солдат рухнул на землю. Тотчас же другие разразились яростным ревом.
— Коли его, бей прикладами! — заорал сержант. — Пусть знает, как наших бить!
— Негодяи! — кричал Рабе, но солдаты не поняли его. — Впятером на одного!..
Он бросил ружье, в его руках очутились пистолеты.
Марта, не помня себя от ужаса, упала к его ногам, цепляясь за его одежду.
— Один — им! — крикнул несчастный, стреляя в толпу. — Другой — тебе! — направил он пистолет на жену, но ближайший солдат ловко выбил оружие из рук Рабе, а его товарищ вонзил ему в грудь штык.
— Марта, я умираю! — раздался пронзительный крик несчастного, смешавшийся с воплем его жены.
В тот же момент еще несколько штыков вонзились в трепещущее тело; кровь хлынула из ран, тело подергивалось предсмертными судорогами, страшные хрипы вырывались из горла…
— И немчинку пришибить! — орали разъяренные неожиданным сопротивлением победители. — Вот ей сейчас!..
— Оставь, не трожь бабы! — крикнул сержант. — Не видишь, что ли, красотка… пригодится еще…
V
Солдатская добыча
Это были последние слова, которые слышала в тот вечер несчастная Марта Рабе. Страшная сцена убийства ее мужа так поразила ее, что она лишилась чувств.
Только с рассветом Марта пришла в себя. Ее голова болела, все тело ломило, она едва-едва могла пошевелить рукой.
— Эй, голубка, — раздался над ней ласковый мужской голос (Марта Рабе несколько понимала по-русски), — ишь как тебя наши ребята умаяли… Да ничего, ваше дело женское, то ли еще бывает.
Марта сделала попытку поднять голову. Это ей удалось не сразу. Голова была налита свинцом. Однако, кое-как приподнявшись, она увидела около себя сержанта, остановившего накануне разъяренных солдат. Он так и пожирал ее глазами. Марта взглянула на себя и увидела, что она была почти обнажена, — все ее платье в клочьях.
— Убейте меня, — простонала она, — убейте, ради Бога!
— Зачем
Марта до того никогда не пила водки, да еще простой русской, но теперь ей было все равно. Если бы ей поднесли стакан с отравой, то она выпила бы яд, только бы перестало ломить тело, болеть голова, только бы на миг забыть пережитый ужас. Она не взяла, а схватила стакан и залпом опорожнила его.
— Молодец баба! — выкрикнул сержант. — Желаешь еще? Налью!
Огонь, а не кровь, побежал по телу Марты, сердце вдруг забилось, в голове зашумело, но боль уменьшилась.
— Налей! — ответила она.
— Изволь! Только больше не дам… Дело большое впереди…
Марта выпила еще и почувствовала себя легко, совсем легко…
С тех пор всю свою долгую жизнь оставалась она верна этому так быстро исцелившему ее средству. Оно стало ей дороже всего, и много лет спустя Марта Рабе, впоследствии носившая совсем другое имя, умерла от него…
Но губительный яд, несколько облегчив изможденную женщину, тут же и доконал ее. Непоборимая дремота смежила очи бедняжки, она заснула крепким, тяжелым сном.
Марта проснулась, разбуженная все тем же солдатом, который, видимо, взял ее под свою охрану.
— Ну-ка, сердешная, — будил он ее, — вставай, пойти нам нужно… Вот я тебе одежонку собрал; много у вас всякого добра накопилось, богато тут люди жили…
Он так и сказал: «жили», и от этого слова мороз пробежал по коже Марты: она поняла, что для Мариенбурга, как и для Вольмара, все кончено.
VI
На развалинах
Сержант показал ей на груду всякого платья, наваленную прямо на пол, и деликатно отошел в сторону. Марта сообразила, что нельзя ослушаться, и стала перебирать одежду. Слезы капали из ее глаз. Она узнавала одежду знакомых ей мариенбургских женщин… Когда Марта совсем уже была одета, сержант возвратился к ней.
— Ишь ты, какая ладная! — с наивным восхищением восклицал он. — Этакой красоте, да пропадать… Разве это возможно? Ну, как тебя — я там не знаю, а будешь ты меня благодарить… Очутишься в счастье — не забудь, смотри! Вспомни, кто тебе его устроил… Идем же!
— Куда? — почти бессознательно спросила Марта. — Куда ты ведешь меня?
— А это увидим там; теперь-то я еще и сам не знаю, куда, — был суровый ответ.
Он вскинул ружье на плечо и заставил Марту идти впереди себя. Так они вышли из дома, каким-то чудом уцелевшего от пожара, и первое, что бросилось в глаза бедной женщине, был отвратительный труп старухи. Ее голова была размозжена так, что узнать лицо было невозможно. Марта брезгливо обошла труп, даже и не подумав, что пред нею была ее воспитательница, сестра Эрнста Глюка…