Шрифт:
Петр Иванович СУВОРОВ
НА ЗАВОЛЖСКИХ ОЗЁРАХ
Повесть
Автор этой книги Пётр Иванович Суворов (1901-1968), известный художник, профессор Художественного института им. Сурикова, написавший немало специальных работ в области оформления книги, был неутомимым путешественником. Особенно любил он Волгу, где часто бывал в летние месяцы, и её живописной природе посвятил единственную свою художественную повесть "На заволжских озёрах", выходившую раньше под псевдонимом П. Иванов. Книга эта, выходящая сейчас под настоящей фамилией автора, поэтично рассказывает о радостях рыбалки, о
Помимо повести, книга включает в себя также и несколько рассказов. ______________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ
В дороге
Приехали в Голошубиху
Постройка лодки
Готовим удочки
За Волгу, на озёра
На рыбной ловле
На привале
Утро
Таинственный остров
Домой ______________________________________________________________________
Памяти Бориса Петровича Булгакова,
хорошего человека, рыболова и художника
В ДОРОГЕ
В июле прошлого года я и мой друг Михаил Алексеевич (зимой (научный работник, литограф, а летом - заядлый рыболов и художник) после долгих и приятных сборов сели наконец в поезд, отправлявшийся в Горький. Уже с самого раннего утра мы были в суете - звонили друг другу, справлялись, как идут сборы, торопили один другого.
На вокзале мы сразу же обратили на себя внимание всех пассажиров. Да и было на что посмотреть! У Михаила Алексеевича через плечо был перекинут ремень большого ящика с красками, за спиной висел туго набитый рюкзак. Обе руки его тоже были заняты: в одной - толстая пачка аккуратно завёрнутых и перевязанных бечевой удилищ, в другой - большой чёрный чемодан с металлическими углами. У меня тоже была необычная поклажа. Кроме рюкзака и старой, обтёртой, видавшей виды картонки, я держал связанные верёвкой два громадных фанерных листа. Они у меня то и дело выскальзывали из рук, задевали за всё, мешали при ходьбе. Митя, сын Михаила Алексеевича, нёс сетку с едой, ведёрко и порыжевший от времени, раздувшийся отцовский портфель. Проверяя наши билеты у входа в вагон, проводник строго посмотрел на Михаила Алексеевича, на его удилище, на меня, на фанерные листы и покачал головой:
– В багаж бы надо, товарищи!
Михаил Алексеевич виновато улыбнулся:
– Это всё лёгкие вещи, только вот фанера немножко неудобная. Ну да как-нибудь устроимся! Мешать никому не будем.
Он и в самом деле разместил все вещи с большим искусством. Свой чемодан - под одну лавку, мою картонку - под другую, ведёрко и ящик с красками - около столика, рюкзаки - на вторую полку, портфель и сетку повесил на крючок, фанеру и удилища положил поперёк на две самые верхние полки.
Наконец для всего нашлось место, и только фанера, словно крыша, нависала над нами.
Поезд дрогнул и застучал по стрелкам.
Мы улыбались друг другу, озабоченно вспоминали, всё ли захватили с собой, проверяли по списку наше снаряжение.
– Кружки?
– Есть!
– Шурупы?
– Есть!
– Анисовые?
–
– Значит, едем, старик?
– Едем, едем!
И поезд отстукивал: е-де-дем, е-де-дем, е-де-дем...
Митя не мог усидеть спокойно на месте. Он подходил к окну, подсаживался к нам, залезал на полку, вступал в разговоры с соседями. А мы с Михаилом Алексеевичем сидели и думали о предстоящем отдыхе. То один, то другой спрашивал:
– Как ты думаешь: приготовил Иван Васильевич тёс?
– Выдержит нас двоих?
– Куда мы её сначала спустим: на Рассоху или в Кудьму?
– Я думаю, надо будет кружки ещё раз покрасить.
– Не стоит... Вот тройнички подточить следует.
Эти загадочные разговоры и наш необычный багаж заинтересовали соседей по вагону. Они, видимо, не решались расспрашивать нас и поэтому обращались к Мите.
– Куда это вы едете?
– спрашивали они.
– К дяде Ивану.
– А где живёт дядя Иван?
– Да в Голошубихе!
– Где же это будет?
– На Волге.
– А фанеру зачем везёте?
– Лодку делать будем!
– Из фанеры-то?
– Ну да, из фанеры!
Пассажиры, сомневаясь, покачивали головами:
– Да уж не ты ли делать будешь?
– Нет, дядя Петя с папой. У них и чертежи есть в чемодане.
Чертежи, о которых говорил Митя, мы приготовили ещё зимой и теперь везли в Голошубиху всё, что нужно было для постройки самодельной лодки. Мы везли резиновую прокладку для швов (чтобы лодка не протекала), краску, олифу, шурупы и множество всяких чудесных вещей. Заранее написали нашему хозяину, старому рыбаку Ивану Васильевичу, чтобы он заготовил для нас две сухие широкие тесины.
Митя ехал с нами на рыбную ловлю впервые. Для него, обыкновенного городского мальчика, всё было ново: и необычные, не похожие на дачные сборы, и наш невероятный багаж, и то, что мы сами будем строить лодку. Особенно заманчивой казалась ему предстоящая вольная жизнь на берегу, ночёвки в палатке.
Ещё зимой в семье Михаила Алексеевича обсуждался вопрос: отпустить ли Митю с отцом на Волгу или отправить его с бабушкой на дачу? Дело решилось в последнюю минуту. Митя так просился, что Михаил Алексеевич не мог устоять.
В дороге Митя то и дело спрашивал нас:
– Папа, а как мы назовём нашу лодку? Давайте назовём её "Чайкой"!
– Нет, Митя, это не годится, - отвечал Михаил Алексеевич.
– Каждая десятая лодка называется "Чайкой".
– Ну, тогда назовём её "Гагарой"!
– "Гагар" тоже немало. Мы придумаем ей такое название, какого не было ещё ни у одной лодки.
– Папа, а по Кудьме ходят пароходы?..
– Дядя Петя, а на что мы будем ловить?..
– Папа, для чего анисовые капли взяли?
И мы подробно и с охотой отвечали на все его вопросы.
* * *
Поезд подошёл к Горькому рано утром. Трамваи ещё не ходили. Мы вынесли наши вещи на вокзальную площадь и погрузили их на грузовое такси. Михаил Алексеевич и я залезли в кузов, а Митя захотел сесть в кабине с шофёром.
– Куда поедем?
– спросил шофёр, закрывая борта машины.
– На пристань.
– А на какую? У нас их много!
– Нам надо вниз, до Работок.