На земле сингалов и тамилов
Шрифт:
Эта повозка была своего рода отцовским детищем. Он смастерил ее сам и оснастил, выставляя напоказ со всей своей родительской гордостью. Хотя отец никогда не признавался в этом, в технике он мало что понимал, и тот факт был чреват для нас рядом катастрофических последствий.
Однажды, это случилось еще до моего рождения, отец приобрел древнюю двуколку, которая давно отжила свой век и годилась лишь на свалку. Тем не менее он трудился над ней с непреклонной верой в успех и невероятным упорством. Отцу удалось восстановить двуколку, и он стал использовать ее для поездок на рынок, для визитов, а в основном для удовольствия, участвуя в скоростных соревнованиях между владельцами таких же колясок по покрытым щебенкой тропам с риском для жизни.
Что
Обычно он держит вожжи в левой руке, а в правой — палку, которую использует попеременно, чтобы понукать животное или чистить, если оно вздумает опорожниться в пути. Последнее является деликатной и необходимой операцией, и случалось, что капризные возницы «ненамеренно» пачкали испражнениями пешеходов, которых недолюбливали.
Коляска снабжена подушками для сидения, набитыми кокосовым волокном, клеенчатыми шторами от дождя и веревочной сеткой под повозкой для соломы и легкой поклажи. Две сильные лампы в консолях на кронштейнах с каждой стороны и колокольчик, управляемый возницей при помощи ноги, делают коляску в южных краях надежным транспортным средством. Путешественники на повозках вынуждены бороться с постоянным проявлением темперамента со стороны вола. Одни животные послушны и работают, словно часовой механизм, реагируя на малейший щелчок вожжей и нежное прикосновение к их телу ноги возницы. Другие часто упрямятся, останавливаются посреди дороги и пытаются повернуть назад. Порой некоторые из них (это самое неудобное) спокойно укладываются на дороге на отдых. Тем не менее «сражаться» с упрямым волом бесполезно, ибо животное все равно окажется победителем.
Возницы — народ разнообразный. Одни четко следуют установленным правилам, другие небрежны или ненадежны и управляют повозкой рывками. Развалившись на сиденье, они беспрестанно звонят в колокольчики, как некоторые автомобилисты гудят в клаксоны. Всякий раз, когда нам доставался неопытный возница, отец не доверял ему поводья и брал их в свои руки. Тем не менее возница оставался на переднем сиденье, следуя общепринятым нормам.
Справедливости ради следует заметить, что отец умел находить «общий» язык с животными независимо от того, был ли это тягловый скот или тот, который пасся на нашем участке. Они понимали интонацию его голоса и ходили за ним словно привязанные. Это было понятно, ведь отец ухаживал за ними с большой любовью: чистил щеткой во время купания, кормил, заботился и телятах и становился сиделкой, если они болели. Отец был буквально «нарасхват», когда объезжали молодых волов. Для этой важной церемонии выбирался наиболее благоприятный день. Но бежать рядом с повозкой и контролировать действия ученика мог только отец.
Я уже писал, что отец слабо разбирался в технике, поэтому в его блестящей покрытой лаком двуколке слабым местом оказались ободки на колесах. Наверное, не все знают, что весь упор в экипажах, приводимых в движение животными, падает на колеса, поэтому спицы должны быть крепкими и хорошо подогнанными. В наших краях на повозках имеются железные ободья, покрывающие колеса и скрепляющие все спицы. Как оказалось, то была отцовская ахиллесова пята.
Однажды мы отправились в поездку. Отец и я сели по одну сторону, а брат с сестрой — по другую. Возницей был опытный парень. Мы ехали на порядочной скорости и вдруг услышали сильный треск, и наш экипаж резко потащило вправо, а затем он опрокинулся набок.
Оглобли торчали вверх. Вол, почувствовав неожиданное освобождение от ярма и контроля вожжей, пошел вперед и стал есть траву, которая росла возле дороги. Его беспечность, выраженная во взгляде, в то время как мы были в оцепенении, резко контрастировала с нашим положением.
Хотя никто из нас не переломал костей, тем не менее пешеходы отнеслись к нам сочувственно. Они вытащили нас из-под коляски. Отец чувствовал себя довольно неловко. Стряхивая с себя пыль и приводя в порядок волосы, он объявил, хотя это было совершенно излишним, что — правое колесо сломалось. Сообщив это, он отправил нас домой, пообещав вернуться, как только исправит поломку.
Вол, который по-прежнему оставался безучастным к происшествию, отправился домой вместе с нами.
ДОМАШНЕЕ ЛЕЧЕНИЕ
Заболеть в Синадхае и оставаться в постели — значит смаковать аромат трав в подушке и бездельничать на большой кровати, возле которой обычно сидела мать и предлагала столько чашечек чая с подслащенным кориандром, сколько захочется.
Правда, блаженство наступает не сразу. Целых: три дня полуживой беспокойно мечешься в постели, а на четвертый сильно потеешь и тебе несколько раз меняют белье. Сбрасывая его, чувствуешь, как постепенно уходит лихорадка. И вот ты уже на пути к выздоровлению.
Поправка идет медленно, но состояние день ото дня улучшается. Тебе уже дают жидкую рисовую кашу, затем она становится гуще и вкуснее, вскоре туда добавляют немного горчицы. Перед сном тебя угощают слабым чаем и разведенным в воде яичным белком. Наконец однажды на завтрак получаешь тостики, и запах поджаренного хлеба вселяет в тебя новую жизнь! Ты ешь их, макая в бульон с нежным чесночным осадком и маленькими волокнами мальдивской рыбы[18], который после стольких дней «поста» кажется нектаром. Перед сном подадут «имбирные пальчики» — хрустящие хлебцы, которые обычно приносил домой старый хлебопек; теперь их уже не пекут в пекарнях. И вот наступает счастливый день, когда тебе дают по-настоящему приготовленный рис. Мать достает баночку с маринованным лимоном; кстати, это вовсе не жалкие лимонные корочки, а лимоны целиком, раздувшиеся и сочные — они так и просятся в рот.
И вот наконец возле твоей кровати появляется тарелка белого или коричневатого риса, уложенного горкой. Окидываешь взглядом это произведение кулинарии, видишь также на тарелке рядом простой лук, карри с тамариндом и черные кусочки поджаренного кокосового ореха. Поистине, это пища богов! Вряд ли ты последуешь совету не есть много на ночь.
У многих складывается превратное представление о нашем домашнем лечении: оно им кажется примитивным и неприемлемым. Однако, во-первых, не все наши домашние лекарства — горькие. Подслащенный настой кориандра — приятное питье и лучшее лекарство от простуды и небольшого озноба. Если болезнь не проходит, тогда дают поджаренную пияву, которую готовят как кофе. Она действует укрепляюще. Из всех лекарственных снадобий больше всего мы предпочитали плод бэли; его употребляют с сахаром или медом против двух главных недугов всех детей — простуды и расстройства желудка, которые мать шутливо назвала «Люси и Коней».
Были ли то кашель, простуда, фурункулы, глисты, разные болевые ощущения или грипп, обычно мы полагались на ту сумму медицинских знаний, которые являются частью культурного наследия юга страны. В таких случаях нашим первым «портом назначения» оказывалась, естественно, кухня. Другие врачеватели — гербарий матери и растения в нашем саду. Сад привлекал своими свежими листьями и корнями, которые следовало немедленно выкопать из земли. Близлежащие джунгли давали наибольшее количество ингредиентов, которые не найти в саду, кору деревьев, корни диких растений, целебные цветы и соки.