На жёлтый свет
Шрифт:
— Он сделал тебе больно? — с деланным безразличием спросил Виктор.
— Хуже. Он сделал больно хозяину и позволил себе указывать хозяину, что делать. И тот позволил. И… — я сглотнула, — он хотел, чтобы я была с ним. Я не понимаю…
— Как его зовут, Ники?
— Борис. Не знаю его фамилии. А тот, кто считал себя женихом…
Мужчина позади меня подобрался, напрягаясь.
— Далимов, — прорычал он низко, запуская по моей коже мурашки. — Я читаю прессу. Фото твоего несостоявшегося мужа часто размещали на обложках журналов.
—
— Он пожалеет, — раздалось над самым ухом.
— У него есть запись. Я не видела её, но Далимов утверждает, что она доказывает, что я убийца.
— А где нож? — мягко поинтересовался Виктор.
— Я спрятала… в надёжном месте.
Ну, не могла сейчас рассказать ему всё. И как объяснить, что улики преступления лежат в его прихожей, в шкафу?
— Как скажешь, милая, — не стал настаивать на ответе Булатный. Он продолжал прижимать меня к себе, уткнувшись носом в волосы. — Устала? — я кивнула. — Давно не высыпалась вдосталь?
— Точно, — не стала добавлять, что последний раз хорошо спала в его кровати.
— Есть гостевая комната. Там свежая постель и…
— Звучит заманчиво. А где будешь ты? — вышло придушенно.
— Дверь рядом. Если понадоблюсь — только позови, — мне слишком хотелось услышать в этой фразе предложение.
— Ты не хочешь спросить, — я повернулась к Булатному, смело встретив темный взгляд, — убила ли я того человека?
— Нет.
— Напрасно. Я вполне могла бы сделать это. Снова.
Глава 41
— Тащи, Летка. Я один не справлюсь, — приговаривал старик, волоча на куске ткани тело отца.
Я старалась не смотреть на белеющие рёбра, выглядывающие из-под лохмотьев мяса. Глаза отца прикрыла ладонью, запястья стянула куском проволоки, чтобы не задевали камни. Рубашка на локтях протерлась, и кожа надорвалась, оставляя темные следы в дорожной пыли. Пытаясь уложить их удобнее, я лишь теряла время и напрасно тратила силы.
Старик, который вечно торчал на углу улицы и получал от отца порции табака "на пробу", заставил меня подняться и помочь ему отнести тело к парку. Там углубили воронку от упавшего снаряда для того, чтобы похоронить соседей и близких. Запах разложения стал заметен уже на второй день. Сладковатый и назойливый, он забивался в ноздри и привлекал подвальных крыс. Они ещё побаивались живых, но не тех, кто был мёртв. Многие раненные и потерянные сидели на тротуаре и ждали помощи. Надеялись на правительство и какую-то "организацию объединения". Мой помощник лишь покачивал головой и уверял, что мы должны сами позаботиться о себе. И начать с того, чтобы не допустить болезней, порождённых смертью.
Кем я была, чтобы спорить с ним?
— Помогай, Летка. У меня и сил-то почти не осталось, — прикрикнул сосед и я подчинилась. Мне нужно было похоронить отца.
Мы сбросили его в яму, освободив связанные руки. Поверх него скатилось следующее тело. Потом ещё одно. И ещё.
Наверно, я осталась бы там на краю.
— Потом реветь будешь. У нас ещё дела.
Он был прав.
Под завалами оставалась мать.
****
Проснувшись, я зажала рот ладонью, чтобы привычно не закричать. Сегодня мне никак было нельзя разделить эту боль с другим человеком. Она принадлежала только мне. Дымом проклятья, память подбрасывала мне в кошмарах детали былого. То, что в реальности, я не могла бы вспомнить сама. То, что я приказала себе забыть. У меня почти получилось.
Спустив ноги на пол, я тихонько поднялась и направилась из комнаты. В коридоре было тихо. Из-за соседней двери не доносилось ни звука. Конечно же, Виктор спал. Хорошо, что я его не разбудила. Или не очень хорошо.
Спустившись по лестнице, я прошла через гостиную и оказалась на кухне. В темноте, она казалась не такой уютной. Или дело было в отсутствии компании. Раздумывать об этом я решила позже. Сейчас мне хотелось холодной воды.
Открыв холодильник, взяла минералку и вынула из морозилки подставку со льдом. Поставила всё на стол и потянулась закрыть дверцу.
Краем глаза, успела заметить движение и резко подалась назад, смахнув всё со стола.
— Вик! — закричала испуганно и шагнула в сторону, наступив на что-то хрустящее.
— Милая, это ж я, — из тьмы вынырнул Булатный. — Ну, прости. Просто спустился покурить…
— Это ты, — от облегчения и обиды всхлипнула. — А курить вредно. Тебе бросить надо. Обязательно.
— Не шевелись, — заметив стекло на полу, приказал Виктор.
— Кажется, я уже… — под пальцем на полу растекалась кровь.
— Вот ведь… — пробормотав что-то похожее на молитву, он осторожно подошёл, подхватил меня за талию и усадил на стол.
Мне удалось одернуть задравшуюся футболку, позаимствованную у Булатного для сна. Виктор гулко сглотнул и стянул с себя майку.
— Оставайся на месте.
Он наклонился, собрав тканью устроенный мною беспорядок, закрыл холодильник и включил светильник над разделочным столом. Комнату залило мягким приглушенным светом. В нём Булатный смотрелся особенно соблазнительно. Вот я смогла удовлетворить своё любопытство. На его груди была татуировка из линий, образующих лисицу. Они перетекали хвостом на бок и на спину. Хотелось очертить рисунок пальцем… губами.
— Больно? — вопрос разрушил созерцательную нирвану.
— Не особо.
— Давай посмотрю.
И тут он разметал окончательно руины моего самообладания. Мужчина встал передо мной на колени и бережно поместил раненную стопу на ладони.
— Такая хрупкая, — пробормотал он, будто про себя и раскрыл коробочку с красным крестом на крышке. — Хорошо, что есть аптечка.
Взяв со стола оставшийся кубик льда, он обвел им ранку, смывая кровь, и осторожно обвёл пальцем.
— Стекла нет. В ранке оно не осталось, — он подарил мне солнечную улыбку. — Потерпи, Ники.