На зоне
Шрифт:
– Кличка? Нет у меня клички.
Он опять ощутил на себе любопытные взгляды. Татарчонок действительно был старшим в этой многоликой, разношерстной компании, когда он говорил, то замолкали все даже в самых дальних углах камеры.
– Как же ты без клички и воруешь?
– А я не воровал.
– А как же ты здесь очутился?
– Случайно. Воровал не я, а один пацан, и, когда он у дядьки кошелек стащил, пропажа обнаружилась, дядька поднял шум; тут-то пацан и сунул мне в руку незаметно сворованную вещь и все на меня свалил, а сам смылся. Меня же чуть было не убили на базаре; вон всю морду расквасили.
– В нашем
– Невысокий, щуплый, на левой руке кольцо в виде черепа, – стал припоминать Тимоха.
– Ага! Валек это, – веско прервал его татарчонок. – Известная сволочь. Вот кого надо бы под нары сажать. Он не первого тебя подставляет, для него это забава, такая же, например, как для меня курево, – и заводила поднял вверх дымящийся окурок.
– Разве это хорошо, честных людей в тюрьму сажать?
– О честности ты напрасно так говоришь. По-твоему, стало быть, что тот, кто в тюрьме сидит, он не честный? А если разобраться, то более честного человека, чем вор, не найти! Я правильно говорю, пацаны?
– Правильно, Заки! – дружно раздалось со всех концов камеры.
– Воры – честный народ. Они ведь берут у того, у кого есть лишнее, и делят по справедливости между нуждающимися, меж людьми. Ну да ладно. Потом об этом поговорим. Что же нам с тобой делать-то? Ты всегда такой удачливый, а, парень? Чего молчишь? Да, кстати, может, тебя так и назовем кличкой Удача. Кличка хорошая. Будешь Удачей, пацан! Как думаете, народ? Подойдет ему кличка?
– В самый раз, Заки, умеешь ты новичков крестить. Пусть будет Удачей, – в камере довольно загалдели, а Заки снисходительно кивнул новичку и сказал: – Ладно, чего стоишь? В тюрьме для всех места хватит, а ну, брательники, подвиньтесь, дайте «настоящему» урке место. Нравишься ты мне. Вот сюда садись, рядом со мной, – и Заки крепко обнял Тимоху за плечи...
ГЛАВА 45
– ...Ну вот, а потом он в нашей шайке пять годиков был. Пока не загремел в эти ваши северные края. Вместе по статье пошли, – с усмешкой закончил свой удивительный рассказ Мулла.
Беспалый слушал Муллу как мальчишка – затаив дыхание и широко раскрыв глаза. Когда старик замолчал, начальник зоны долго не мог говорить. Не каждый день Александру Беспалому в своей жизни приходилось слышать такую сногсшибательную правду, тем более когда она касалась лично его.
Мулла удовлетворенно наблюдал за своим собеседником и за тем, какое сильное впечатление произвел на подполковника его рассказ.
– Так что, – с нажимом проговорил Мулла, – прежде чем решать некоторые вопросы или там отправлять кого-то на покой, подумай, Александр Тимофеевич, что скажут твои московские генералы-начальники, когда вдруг узнают про твою славную... воровскую родословную. И про то, как ты ее от начальства все эти годы успешно скрывал. Вряд ли это кому-либо из них понравится! Особенно когда дело коснется власти: ты же знаешь, в высокие кабинеты с запятнанной репутацией не шибко-то пускают. А
Мулла почувствовал, что его слова возымели над суровым подполковником сильную власть. До разговора он даже и не предполагал, каким страшным ударом для Сашки Беспалого станет новость о воровском прошлом его отца...
Мулла мог рассчитывать, конечно, на некоторый эффект, но здесь на его глазах произошло крушение всех надежд, всех жизненных планов Александра Тимофеевича – тюремщика по жизни, честолюбца, мечтавшего о большой карьере, о столице, об обещанном ему повышении.
Мулла поставил пустой бокал на стол и, глядя прямо в глаза подполковнику, прервал затянувшееся тягостное молчание:
– Сейчас мне бы надо идти, начальник, не в моих правилах ублажать администрацию такими долгими разговорами. А потом, сам знаешь: если буду оставаться у тебя так долго, то некоторым умникам это даст повод усомниться в моей правильности. Околачиваться в кабинете у начальника пристало только ссученным... всяким «певчим» и «напевающим». А я не птица, я не щегол, пойми, начальник. И прошу, сделай так, чтобы не доводить меня до греха. Да простит меня Аллах!
– Хорошо, я тебя понял, Мулла. Эй, дежурный! – позвал Беспалый конвоира.
На его голос вбежал могучий детина с автоматом и, вытянувшись, бодренько доложил:
– Слушаю, товарищ подполковник.
Сначала его глаза преданно смотрели на начальника, но в следующее мгновение он обратил внимание на стол и тупо, недоуменно уставился на яркую коньячную наклейку и добрую закуску. До дембеля служивому оставалось всего лишь полгода, и за полтора года он сильно истосковался по хорошей домашней пище, тем более с дорогим коньяком.
– Локалка сейчас заперта... Проводи заключенного Зайдуллу до барака.
От Беспалого Мулла вышел в приподнятом настроении – прежде всего от той ясности, которая появилась в результате разговора. Наконец-то Мулла понял, на какие струны нужно налегать, чтобы постепенно, не сразу, подчинить себе опытного, хитрого, коварного и жесткого подполковника Беспалого, безраздельно «царствовавшего» здесь, на зоне, последний десяток лет.
Он понял, что Щеголь не просто стукач начальника зоны, а его выдвиженец, то есть человек, руками которого творились от лица кума все дела на зоне. Теперь Мулле следовало положить конец беспределу и передать слово пацанам, чтобы Щеголя по-тихому замочили. Не завтра, конечно, нет: очевидная грубая расправа вызовет слишком отрицательные последствия. Сначала нужно будет поработать с ближайшим окружением Щеголя. А когда он останется один, в вакууме, вот тогда и разрубить гордиев узел. Еще он понял, что ему самому надо действовать. Действовать быстро и решительно, пока Беспалый не успел опомниться, пока он будет размышлять, что же ему делать дальше, какие шаги предпринять. Подполковник был не из тех людей, чтобы сдаваться сразу или сидеть сложа руки и наблюдать за тем, как его пытаются проглотить, раздавить, лишить власти и независимости. К действиям следует приступать немедленно, подумал Мулла. Вот как раз и пригодится «метро» – тот потайной лаз, который они рыли под зоной, почитай, уже три годика. Последние четыре месяца лаз стоял «законсервированный», готовый к экстренному использованию.