Набат-3
Шрифт:
«Не дай Бог», — подумал Судских, и трое мужиков в возрасте смиренно повторили в лад:
— Не дай Бог.
Так и закончилась встреча без долгих слов. Теперь, подъезжая к Ясеневу, Судских пересмотрел события с другой стороны: мир подошел к критической отметке, и события в Москве могли аукнуться и Косове. В Москве смута, руки развязаны.
Этот нагорный край оставался бельмом на глазу неприметных властителей. Не королей и президентов, царей и премьеров, а князей подземелий, где копятся мировые богатства. Так началась Первая мировая — в Болгарии пискнул новорожденный фашизм. В разные времена Балканское взгорье бередило сознание тех, кто считал
Сербия. Серебро Божьих заповедей.
Стала подкрадываться ласковая дрема. Раз меж и в пеки, Судских посмотрел на наручные часы. 11ятый час утра, спящие дома, холодок предутренней поры, зябкая листва деревьев.
— Знаешь что, — повернул голову к водителю Сул- ских. — А закинь-ка ты меня домой. Невыспавшийся генерал хуже горькой редьки. А если долго не появляться на глаза любимой женушке, 1ыаиета может дать трещину.
— Ну да! — ноддержа! весело шутку водитель. — По себе знаю!
— Истинно, — подтвердил Судских.
– Давным-давно из-за этого взорвалась планета Рус в созвездии Ориона.
«Болтаешь много!» — услышал Судских.Голос. Не сердитый, однако, будто шлепнула родительская рука легонько и велели сейчас же спать.
• Сладко облапила дрема.
3-18
Судских едва успел выспаться, сели считать, что за три часа сна человек успевает восстановить умственную и мышечную энергию. Разбудил его незнакомый голос, звучащий как из газика: жена поднесла трубку к самому его уху, и Судских воспринимал голос продолжением сна. Ему выговаривали за некую провинность и грозили отправить домой раньше срока. Вроде пионервожатый выговаривал. Само по себе не бог весть какое наказание, в городе для мальчишки развлечений хватает, только вот мать опечалится: пока оп в лагере на все три смены, она отдыхает от постоянных домашних забот.
— Сынок, ты уж пожалей меня, — донесся се просящий голос, а пионервожатый долдонил и распекал Игорька с прежним рвением.
— Повторите, не понял, — стряхнув остатки сна. старался вникнуть в суть речи говорившего Судских.
— >1 твержу вам минут пять, — назидательно сказал говоривший, — вам надлежит прибыть послезавтра к одиннадцати часам в Кремль. Здание администрации президента, подъезд номер семь. Пропуск вам заказан. Вы должны быть одеты по всей форме, дтя такого случая штатская одежда не годится. Теперь вы все поняли?
— Так точно! — гаркнул Судских и зевнул. Не очень- то его взволновал наставительный голос кремлевского чиновника. В Кремле не убеждают, в Кремле назидают.
Теперь самое время подумать, зачем оп понадобился там. Ночное происшествие вряд ли заинтересовало президента хотя бы потому, что пульс страны сместился уже в другое здание и весь персонал президентской администрации напоминает команду корабля без спасательных шлюпок, а кидаться в холодную воду еше не хочется. Команда ежится под дождичком, капитан не просыхает, зябко и неуютно.
Девять часов утра.
Всякие необязательные сентенции лезли в голову, пока Судских мылся, брился и собирался на службу. Никакой озабоченности. По обыкновению из дома он никаких разговоров не вел, кроме связи «Че», даже заведомо экстраординарных, зато из Ясенева сразу позвонил Воливачу.
— В Кремль, творишь, приглашают? — переспросил Воливач. — Послезавтра? Тогда ставь магарыч, Игорь.
— Не проблема. Только я туда не рвался, — ответил Судских.
— Не о том речь. Кто туда сам рвется, вылетает с гнилым билетом. У тебя другой случай. В форме, говоришь, со всеми регалиями? К звездочке эго.
— Но по какому случаю? — пе поверил Судских.
— По случаю вручения очередных званий генералитету. А случай на Ярославском шоссе имеет к этому прямое отношение, и думается мне, к банту еще и Владимира на грудь получишь с мечами. Звездочку то бишь на грудь. Одного не пойму: кто нашему Борьке идею подбросил? Рад, не спорю.
Судских не обобщай оба случая и уж никак свою сомнительную ус лучу националам пе связывал с наградами. Зная милицейское начальство, впору нарваться на скандал о неправомочных действиях УСИ, которые предотвратила доблестная милиция. Это генералу Шумайло звезду на грудь, а Судских — пинка под зад.
И когда он появился в Ясеневе, сотрудники ели и хвалили глазами своего шефа. И Воливач не назначал разборку, умолчал о пятом-десятом, чай, одобрил его действия. Такое впечатление, будто вокруг пего члены тайной организации, а он только-только сподобился совершить поступок, дающий право занять среди них место равного.
Или он накручивает? Явный недосып.
Пора возвращаться к своим баранам.
Операт ивки ничего интересного не сообщали. Па Камчатке и в Приморье акция протеста шла вяло, ближе к Сибири взбодрения не ожидалось — заслуга Воливача, да и сами бараны поумнели. Впечатление от оперативной информации — будто выплывала из глубины большая снулая рыба, пучила глаза на дневной свет, не осознавая, на хрена ей плыть к Москве, где мельтешит рыбья мелочь, где тесно и противно.
Вся Россия переживала долгий и н еровный час серятины. На по верхно сть всплывали неучи и амбициозные авантюристы в погонах и в штатском, но с обязательной уверенностью учителя и трибуна, словно именно он монарший спаситель отечества. Скоморохи рядились в одежды Г амлета, тадаыча о тени отца своего, вчерашние партийные раскладушки — о морали, комсомольские пешки корчили из себя ферзей — все и на одну доску, будто Россия умоляла их возглавить страну или, на худой конец, минимум Центробанк. А вот Эдичка Лимонов эпатично и прилюдно послал с экрана в жопу ведущую «Пресс-клуба», где рассуждали о русской национальной идее без единою русского в кворуме и более русских имели в ней толк шахиджаняны, кургиняны и братец Чубайс. От рассуждений попахивало высокопарной хреновиной, и на прощание мэтр Лимонов попросил открыть форточку. Вонища — жуть. А Принюхались, как-то надо же возвыситься, чтобы хлеб на масло поиметь.