Набирая силу
Шрифт:
Опустошив котелок, наполнили его травами и сделали отвар. Не скажу, что сравнимо с чаем или кофе, но на вкус прилично. К тому же в него добавили немного сизых ягод, набранных по пути. Я по привычке обозвал их жимолостью, но надо признать, что похожи они на неё лишь формой, цветом, ранним созреванием и тем, что растут на кустах. Вкус совершенно иной, плюс гораздо слаще. Приторные и чуть вяжущие, много их не съесть.
Зато подсластить отвар – самое то.
Продолжая отогреваться снаружи и изнутри, мы попивали отвар, да глядели на костёр, то и дело подкидывая в него самые тонкие дровишки.
Именно такой огонь нам сейчас и требуется.
– Гед, а где мы завтра будем ночевать? В такой же пещере?
– Ещё неизвестно, какая дальше погода будет, – ответил я. – Если такая же мокрая, лучше здесь переждать. Не вечно же она продлится.
– Такая сырость может неделю стоять, – опечалился Бяка. – Один раз было очень плохое лето. Почти всё такое, от начала до конца. И даже снег пытался выпасть. Таял сразу, но всё равно было холодно. Я тогда чуть не околел. И голодал много. Ну так где следующее место? На карте оно есть?
– Есть. Но там что-то непонятное. Ничего похожего на пещеру не вижу. Просто три толстые дерева нарисованы. Выглядят, как одинаковые сосны. И значок лагеря на одном из них, как здесь и на вчерашнем гроте.
– И что это значит?
Я пожал плечами:
– Без понятия. Будем идти, куда карта ведёт, а там, на месте, разберёмся.
– Как-то это страшно, если на месте разбираться. Не хочу больше чудовищу попадаться.
– Не переживай. Пока что карта нас не обманывала, вот и завтра тоже не обманет. Если, конечно, пойдём завтра, а не переждём.
– Я думаю, завтра погода может измениться, – сказал Бяка. – Когда второй раз с дровами понимались, ветер начал понемножку задувать. Когда ветер к ночи задувает, это часто к перемене погоды.
– Прекрасно, – улыбнулся я. – Погода такая, что хуже некуда, значит, скорее всего, перемена окажется в лучшую сторону. Давай укладываться. Спасибо добрым людям, они сюда много лапника натаскали. Выспимся почти как на пуховых перинах.
Пробудился я посреди ночи, сонно моргая. Перед глазами пронеслись смутные буквы, сливающиеся в размытое сообщение от ПОРЯДКА.
Интуиция:
Что-то происходит.
Происходит? Что это значит?
И почему я проснулся задолго до рассвета? Я ведь вымотан так, что тремя будильниками не разбудить. Что меня подняло? После столь утомительного перехода обязан проваляться до утра.
И как понимать эту надпись?
Будильником сработал не холод. Да, костёр уже прогорел, рассыпавшись грудой алых углей, но жар от них исходил солидный. Отражаясь от экрана, устроенного из многострадального брезента, он обогревал меня и спереди, и сзади, ни о какой бодрящей прохладе не может быть и речи. Даже ветер, заметно усилившийся, сюда почти не достаёт. Или грот так удачно устроен, или люди, сделавшие этот очаг, выбрали самое защищённое место.
Складывается впечатление, что меня сам ПОРЯДОК как-то разбудил. Выдал сообщение и приказал мозгу проснуться, чтобы слова прочитать.
Но зачем
И как понимать смысл сообщения?
Сонное оцепенение отступало неспешно. Шестерёнки в моей голове работали еле-еле, со скрипом. Больше всего хотелось перевернуться на другой бок и продолжить досматривать сладкий сон. Но годы вынужденного безделья не превратили меня в тряпку. Обитая в, мягко говоря, не самом приятном окружении, я утешал себя мечтами о восстановлении здоровья и страшной мести тем, кто со мной это сотворили. Продлись такое существование ещё лет пять, дело могло дойти до нехорошей мании, а там и полностью разрушенной психики. Ну а так я просто оставался человеком с головой, которая готова к чему угодно в любое время суток.
В общем, разворачиваться на другой бок я не стал. Вместо этого приподнялся, положив ладонь на древко ари, а второй рукой подбросил в костёр несколько хворостин.
Надо осмотреться.
В первые секунды, вместо того, чтобы осветить пещеру, хворостины сработали наоборот, заслонив алеющие угли. Те, практически, ничего кроме себя не освещали, но всё равно стало заметно темнее.
И в этот момент я что-то услышал. В пещере кто-то был. И судя по звуку сдвинувшегося под чьим-то весом камешка, это не летучая мышь, коих вечером под сводом висело немало.
Бяка, подскочив, сонно воскликнул:
– Ааааа! Кто здесь?!
– Тише! – рявкнул я, поднимаясь во весь рост с ари наизготовку.
Упырь всё понял правильно. Вместо того чтобы задавать неуместные вопросы, он с треском выдрал из лежанки несколько ветвей сухого лапника и бросил их в костёр.
Стало ещё темнее. Можно сказать – воцарился кромешный мрак. Единственное, что я в нём различил – это сияние углей, толку от которого почти не было.
Но тьма царила считанные мгновения. Сухая хвоя затрещала, стремительно разгораясь, и от костра начал распространяться освещённый ореол. Сначала он разошёлся на считанные шаги, затем дальше и дальше. И вот уже по стенкам пещеры пляшут тени, над головами проносятся летучие мыши, и прекрасно видно отблески, отражающиеся от воды в луже.
Да, я логично предполагал, что неведомая опасность грозит со стороны входа, именно потому обернулся к нему. Но там никого и ничего, в ярком свете от стремительно сгорающего лапника даже кролику не спрятаться.
– Корявый человечек… – сонно-испуганным голосом пролепетал Бяка.
Ещё не осознав смысла его слов, я молниеносно крутанулся на пятке, разворачиваясь в противоположную сторону. И там, в глубине грота, где в недра горы уходили узкие извилистые ходы, разглядел странное создание.
Да, Бяка прав, больше всего оно походило на корявого и очень худого человечка. И ещё он низкорослый. Настолько низкорослый, что макушкой не доставал ни мне, ни упырю до шеи. А ведь мы всего лишь подростки, далеко не великаны.
В свете костра кожа казалась чёрной и бугрилась как-то неправильно. Её будто что-то распирало изнутри, но при этом тело оставалось болезненно-худым, сморщенным. Корявое сложение – лучше эпитет действительно не подобрать.
Нет – это не человек. У людей не бывает таких острых раскидистых ушей. И голова, поверху раздувшаяся в стороны, сильно отличается от человеческой.