Шрифт:
1.
Тишина. Истинная тишина. Спокойствие, проникающее в самую душу. Неровность линий оконных рам, плавно переходящая в смазанную текстуру серо-желтого бетона. Бездушность окон, словно беседующих со мной, не роняя ни единого слова, и чернеющие пропасти сквозь грязные стекла высасывают как древние вампиры скисший наваристый бульон, оставшийся после соприкосновения с этими тварями, думающими, мыслящими, но ни черта не понимающими. Люди имеют представление об этом месте как о мрачном, плодящим одиночество, доме, помогающем только лишь найти в себе мрак, стать игрушкой собственной никчемной жизни, но не я. Это место – тишина и покой, где я нахожу себя, забывая о безрассудстве и бессмысленности жизни за
Этот мир, о котором я говорю, представляет собой две перпендикулярно стоящие стены внутреннего двора дома, одна из которых отвесна, и под ней располагается лестница, ведущая в темные коридоры здания, которые давно уже никто не посещает из-за мнимой мрачности и слабой освещенности. Раньше здесь бродили люди низшего ранга, ругались и дебоширили, устраивали пьяные вечера. Полиция долго не трогала их – это место сложно обнаружить, если все главное веселье проходит за стенами этого двора – люди бродят по людным улицам Копенгагена – эти недоумки с важными лицами, вечно несущиеся, сами не зная, куда и для чего. Дворик забаррикадирован стенами, в которых вставлены окна, давно уже отжившие свою функцию служить людям, желающим проветрить коридор, подышать свежим воздухом, покурить, пообщаться с соседями на расстоянии, выкрикивая нелепые фразочки: “Как дела?”, “Как дети?”, “Что нового?”, и получая обратно не менее нелепые ответы. Неужели так сложно выйти во двор и не кричать сквозь уши тех, кто в принципе ничего не хочет слышать? Кто устал от людей так же, как от собственного бессмысленного бытия рядом с тварями, думающими, что умнее всех, что они и есть вершина мира, думающими, что сказав пару лестных слов в адрес другого человека, тот сразу же простит все прегрешения его и встанет на колени, целуя ступни и совокупляясь от нежнейших чувств, но, по правде, конечно же, от всплеска гормонов. Никаких чувств. До чего же они никчемны. До чего противны, мерзки и лицемерны, что дела иметь с ними не заставит меня сам Всевышний. Сколько бед и разочарований может принести человеческая любовь, а лучше сказать, привязанность. Именно она толкает их на поступки, называемые мной дурными. Человеческая природа не создана, чтобы любить. Биологически мы сложены так, чтобы продолжать род, есть и доминировать в обществе. Кто-нибудь находит в этом стойкое выражение любви? Всякий разумный скажет: нет. Но человека это не касается. Он не способен объективно воспринять сущность себя самого, поэтому он выдумывает нелепости в виде “любви”, дабы повысить свою значимость в этой жизни.
У меня имеется только одно место, куда я могу сбежать, укрыться от острых глаз постороннего, куда зовет душа моя и нуждается в уединении – ангельский дворик, Рай, скрытый от глаз, что не должны своим испорченным взором мешать устоявшемуся порядку блаженства: горчичного цвета стены, стоящие вокруг двора и выставленные между собой замысловатой геометрической фигурой, отдаленно напоминающим то искореженный квадрат, то прямоугольник. Шершавая текстура здания помогает глазу найти закономерности в движении мелких выступов, что отлично скрашивает досуг. А место, куда я прихожу каждый божий день, чтобы наблюдать за спокойствием и очищаться – темный коридор с грязным окном, выходящим как раз во внутренний дворик, где я рассматриваю ту самую мрачную, безлюдную, а потому изящную и утонченную отвесную стену, словно скалу, нависающую над пропастью, где лестница под нею, ведущая ко внутреннему подъему в коридоры, утопает в темноте. Окна каждый день уставше смотрят, даже не пытаясь разговаривать со мною – они без того все понимают, словно знают обо мне больше меня самого. Стены, лестница, черный
Двор вбирает в себя остатки солнечного света, проникающего сквозь отверстие вверху, как колодец. Это место и вправду отдаленно напоминает дыру в почве, в которую забыли налить воду, и яма осталась пустовать в одиночестве посреди земли, наглухо заселенной лицемерными существами. На дне этого колодца живет звонкая тишина, с которой я имею честь говорить, не слыша в свой адрес идиотского ответа, как поступают обычно людишки, считающие себя психологами, философами, научными деятелями и даже, порой, гениями. Сколько можно ласкать свое самолюбие, мнимо полагая, что ты значим в этой жизни? Пустая болтовня, идиотские попытки помочь людям. Неужели они верят, что, избавляя людей от проблем и недугов, решая вопросы жизни и смерти, они делают все правильно? Ведь все, особенно “мастера своего дела” зачастую, а, правильнее, всегда, не правы в своих убеждениях, на корню воспринимающие информацию из источников исковеркано, под своим внутренним чувством правильности. И это самое чувство способно погубить людей не хуже, чем бездействие, но люди продолжают бороться. Бороться за что? За иллюзорность жизни? За обманчивость взглядов и убеждений? Человеческая помощь давно утратила свою актуальность, она истрепалась, слилась с землей, по которой проехались массивной каретой с тремя лошадьми – четырежды. Но люди верят в нее во что бы то ни стало, и считают помощь другим – высшим приоритетом. Поэтому они держатся вместе. Поэтому они сплочаются, ходят там, где толпа таких же безудержных, как они сами, бредут куда-то в неизвестность в погоне за счастьем. Какое идиотское слово… Почему люди верят, что смогут достичь его, словно достав с полки пирожок? Они в самом деле полагают, что счастье есть что-то конкретное, достижимое, способное вызывать эмоции радости, веселья, душевного благополучия? Если то, что они считают счастьем – правда, то и я достиг своего счастья. Разве не так? Здесь и сейчас я нахожусь в месте, дающее мне эмоции, которые люди зовут счастьем. Но это слащавое слово не вяжется с “счастьем” моим, оно не подходит под мою радость от тишины и покоя, когда я не вижу Их лицемерные эмоции, показушность и глупость. Пусть поиском счастья занимаются эти нелепые существа, живущие по правилам, следуя устойчивым законам жизни, что сами же написали, где “счастье” и “любовь” имеют конкретную форму и объемы. В моем случае это ничто. Ни-что. Я лишь нашел свое место в этом тихом дворике, у меня появились друзья, которые не скажут лишнего, появилась возможность не видеть бессмыслие и глупость людей, так страстно и горячо верующих в абсурдную истину, и, наконец, я принял акт бездействия, что несет единственно верную почву для жизни в этом лицемерном мире.
2.
Сегодня я проспал до двенадцати, и теперь я снова на своем месте. Тихом и безлюдном. Но как же невыносимо было выходить за сигаретами в магазин…
– Вам что-то подсказать? – слащавый старческий голос пытался вызвать у меня симпатию. Это сразу понятно по мелкой улыбочке и приподнятым вверх бровям старой женщины, полноватой и чуть страшной внешне. Фартук на туловище ее походил на одежду мясника в мясо-разделочном комбинате, просто не измазанную свиной кровью.
Она предоставила мне сигареты, давно введенные в табачный рынок, которые я не променяю ни на какие новшества, но лишь по той причине, что все новое имеет свойство быстро заканчиваться в своей уникальности, но только не старье. Оно способно было зарекомендовать себя еще в давние времена и не пропасть из вида, как это происходит с дешевками, которые впаривают молодежи под видом уникальности.
Конец ознакомительного фрагмента.