Начальник милиции 2
Шрифт:
Последние слова Мария произнесла деланно монотонно, изображая тональность Валька.
– А кто у него мама?
– Да не помню я… Шишка какая-то, вроде. В личном деле написано. Уже бы нашел себе бабу и давно съехал от мамы.
В коридоре снова раздались шаги.
– Ладно, я побежала, – упорхнула кадровичка, помахав мне одними пальчиками.
– Саня! Вот ты где! – из-за кривого поворота коридора показалась морда Баночкина. – К тебе родители приехали.
Я вытаращился на него.
– Сюда?
Глава 3
–
Мне вдруг захотелось посмотреть на них. Незаметно. Украдкой… Но сдержался. Как бы это выглядело перед коллегами? Как должен поступить обычный нормальный сын? Обрадоваться? Не думаю… Кому понравится, что родаки нежданно-негаданно на работу завалились? Только, наверное, Валентину, который во всём маму слушается. Я – не он, а значит, играем в легкое раздражение.
– Слушай, Миха, – поморщился я. – Скажи, что я на выезде. Пусть в общаге подождут. Будь другом, а?
– Я уже сказал, что ты у начальника. Тоже своей опекой достают, да? – сочувственно покивал он.
– На то они и родители, – хмыкнул я и с беспечным видом стал спускаться на первый этаж по продавленным ступенькам. Сейчас я даже не заметил, что они скрипят и ходуном ходят под ногами, все мысли уже там, на улице. Где меня ждут совершенно чужие люди, которых я должен называть мамой и папой? Язык не повернется, наверное. Посмотрим…
Я распахнул дверь на скрипучей пружине и оказался во дворике. Зажмурился от яркого солнца, слепило так, будто специально не хотело показывать моих новых-старых родителей. Быстренько проморгался, и взгляд зацепился за семейную пару. То, что они вместе – это было видно сразу. От них веет чем-то совместным, многими годами, прожитыми вместе. Именно так я и представлял себе биологических родителей своего нового себя – аккуратного мальчика в гладенькой рубашечке.
Они стояли возле курилки. Мужчина широк в плечах, статен, с лицом умным, немного начальственным. Выправка, что лом проглотил, сразу видно – военный. Женщина спокойная, тоже немолодая, но со следами былой красоты. Черты утонченные, интеллигентные. Меня они не видели, говорили о чем-то своем.
Я чуть помедлил, присматривался, но нигде не ёкнуло, не щелкнуло. Хоть убей – не помню их. Сашок не помогает. Чего он молчит? Ладно… Пойду знакомиться. Что там нужно говорить? Мам, пап, салют? Фиг знает, как отпрыск к ним обращался. Взрослый он для них или что? Обойдемся пока одним словом для начала. Я подошел и сказал:
– Привет!
Пара обернулась.
– Здравствуйте, – недоуменно ответила женщина.
– Добрый день, – пожал плечами мужчина.
Сзади послышались шаги и женский возглас:
– Сынок! Мы тут!
Я обернулся, и легкий разряд все же пробежал по телу, память чуть всколыхнулась, вычерчивая знакомые образы. Тех, кто стоял у меня за спиной, я узнал. Не знаю как, смутно, расплывчато,
Передо мной стоял неказистого роста мужчина возраста не старого, но отмеченный сеткой морщин, и виски будто пеплом белым подернуты. Он никаким боком не походил на стереотипный образ военного – красивого, загорелого. Скорее, напоминал служащего среднего полета, с немного сутулой осанкой от кучи бумаг и документов.
Женщина выше его ростом. Не слишком худая для своих лет, но в ней видна материнская сила, и сразу можно заметить, какое доброе и лучистое у нее лицо.
Конечно, родителей не выбирают, даже в моем случае, но, если честно, то я бы выбрал первых, если судить по «обложке», подумал я и тут же получил этакий легкий душевный укол, будто совесть моя огрызнулась, мол, эй, они тебя, дурака, растили, а ты… Ладно, Сашок, угомонись немного. Я их, как родителей, не помню… Спасибо хоть за вот эти тёплые флюиды.
– Привет, мам, пап! – не хотел так говорить, но само вырвалось, будто на автомате. Наверное, Сашок снова подсказал.
– Привет, – как-то суховато поздоровался отец, протянул мне узкую, как акулий плавник, но твёрдую, как доска, ладонь.
Рукопожатие у него сильное, он даже неосознанно попытался повернуть кисть, чтоб она легла поверх, а мою развернуть вниз. Признак доминирования. Но я не дал повернуть руку, а показательно напряг, на твердость ответил твердостью.
Мать скромно подождала своей очереди и уже после бросилась обниматься. Отторжения от ее мягких обнимашек я не почувствовал, уже хорошо. От нее пахло фиалкой и чем-то домашним.
– Я не пойму? – щурился отец, его выбритое до синевы лицо скептически сморщилось, – ты вырос, что ли? В плечах раздался. Мать, посмотри… Наш сын мужиком становится. Да неужели?
И прищурился так недоверчиво.
– Что ты такое говоришь, отец? – покачала головой женщина. – Он всегда был мужчиной.
Взгляд у неё был тёплый, но дергающийся, вечно ищущий. Устала бреши залатывать да мосты наводить.
– Ну да… – снова хмыкнул отец Сашка. – Помню, как он сдавал физо на вступительных. Четыре года прошло, присяга, казарма, малька получил, а потом летеху, думали, отмучились… Мужик ведь! Ан нет!.. Из органов выперли, теперь вон собакам хвосты крутит.
– Тише, тише, Саша, – охнула мать, обращаясь к мужу (мы с ним тезки) и зачем-то прикрывая себе рот рукой, будто это она ругала меня, а не отец.
Проявила неуверенность, а папаша у меня тот еще батя. Как это принято потом будет называть – абьюзер, во всяком случае, на первый незамыленный взгляд.
– Из органов твоего сына не выперли, – спокойно, как бы между прочим, проговорил я. – Только из следствия. Не его это – бумажки процессуальные клепать. А кинолог – должность не такая простая, как тебе кажется, и в чем-то еще даже более нужная. Следователей много, а кинолог один.