Начало династии
Шрифт:
Сейчас они лежали в зеленой беседке под охраной слуг Раймона, а он говорил о своих планах, как сделать, чтобы Элинор была с ним:
— Надо уговорить Людовика остаться здесь.
— Он ни за что не останется. Он страшно упрям. Помешался на том, что должен попасть в Святую землю и замолить свои грехи. Его все еще мучают сны о Витри-Сожженном. Его ни за что не уговорить.
— Позволь мне предложить свой план. Ты его поймешь, я не сомневаюсь. Прежде чем излагать его королю, мне хочется обсудить его с тобой. Может быть, тебе удастся лучше все ему объяснить. Мы окружены неверными и постоянно подвергаемся нападениям. Французов тут живет немного, и, хотя народ храбрый,
— Ты предлагаешь ему остаться, чтобы вместе осадить сарацин в Алеппо?
— Да. Людовику следовало овладеть Константинополем. Он мог это сделать, и я слышал, что епископы это ему настоятельно советовали.
— Но там правит Мануэль.
— Коварный грек! Он нам не друг.
— Ты думаешь, это он ввел в заблуждение Конрада?
— Ничуть не сомневаюсь. В этом и кроется причина почти полного разгрома немцев.
— Тогда греческий император Мануэль тебе такой же враг, как сарацины.
— Я мечтаю, чтобы он пал. Ведь правители Антиохии — вассалы императора. Он для меня властелин, который в любой момент может прийти сюда с войском, во много раз сильнее моего, и отнять у меня Антиохию. Мне нужно убрать этого человека. Хочу сделать этот район Средиземноморья дружественным для христиан, а путь паломников в Святую землю безопасным.
— Думаешь, тебе Людовик тут поможет?
— У него есть войско.
— Сильно обескровленное.
— Но воины хорошие. Само присутствие французских рыцарей на этой земле воодушевляет христиан и вселяет страх неверным. Людовик попал в засаду, но перед тем одержал блестящую победу. Если бы он попытался взять Константинополь, он наверняка бы им овладел.
— Так что я должна сделать?
— Людовик тебя слушается. Все в один голос твердят это. Надо попытаться убедить его стать на мою сторону, отложить поездку в Святую землю и заняться срочным делом, которое будет лучшей службой Господу.
— А также нам двоим… Я поеду с войском и буду в одном лагере с тобой.
Раймон не был в этом уверен, но промолчал.
— Поговори с Людовиком, — сказал он. — Только не открывай всех планов сразу.
Элинор пообещала сделать это. Для Раймона она готова на все; а раз его план предполагает, что они смогут не расставаться, Элинор стала его горячей сторонницей.
Элинор с трудом выносила общество мужа. Она невольно и постоянно сравнивала его с Раймоном. А трудно найти людей более несхожих. «Как Людовика Толстого угораздило родить такого сына?» — рассуждала она. Любой из его братьев больше подошел бы к роли короля. Взять хотя бы Робера, герцога де Дрео, о котором она много слышала. Анри, следующий по возрасту за Людовиком, ставший архиепископом Реймским, тоже, наверное, не отказался бы стать королем. А были еще Филипп и Петр — все могли стать на место погибшего брата. Любой из них был бы лучшим королем, чем Людовик. Человек, чье сердце отдано церкви, не может править страной. Людовик ничем не выделялся, если не считать, конечно, его благочестия, но какая же это тоска! Она старалась избегать короля и радовалась, когда, занятый делами, он не искал с ней близости. Ну надо же было ей, столь пылкой женщине, получить такого мужа! Элинор давно считала их союз невозможным,
Для Раймона она была готова на все.
Людовик пришел в апартаменты Элинор во дворце Раймона нахмуренный и задумчивый. В чем причина его мрачного настроения? Нескладно прошло богослужение в церкви? Он большой знаток и ценитель службы.
— Людовик, как здесь хорошо! Как тут покойно! — сказала Элинор. — Но в любой момент на этот чудный край могут напасть неверные.
Король молчал, и Элинор продолжала:
— Как жаль, что эту землю нельзя обезопасить для христиан.
— Вся дорога на Иерусалим опасна. Поэтому такой поход, как наш, чреват бедой.
— Тогда надо эту дорогу сделать безопасной, — осторожно, как просил Раймон, начала подготавливать Элинор.
— Нет, нам самим надо двигаться в Иерусалим.
— А что, если это побережье захватят неверные?
— Тот прославит себя, кто вырвет этот край у них обратно.
— Разве это не важнейшее дело христианина?
— Это так, но наш долг скорее отправиться в Иерусалим. — Глаза Людовика фанатично загорелись. — Я уже вижу, как мы изгоняем сарацин из Святого Города и превращаем его в бастион христианства на века.
— Этим можно заняться потом. Не лучше ли тебе сначала сделать эту дорогу безопасной для войск и паломников?
— По этой дороге мы прошли милостью Господа.
— А пристанище получили милостью князя Антиохийского.
— Неважно, что нам пришлось пережить и что еще предстоит, наш долг состоит в одном: нам надо идти на Иерусалим.
Узнав от Элинор, что Людовик не склонен принять его план, Раймон решил поговорить с Людовиком и его главными советниками на особой встрече. Раймон изложил французским гостям свои соображения и стал страстно убеждать их в необходимости создать надежный бастион на дороге, ведущей в Святой Город. Упоминались близкий Алеппо и многочисленные племена неверных, устраивающие засады на пути. Дорогу надо сделать безопасной для христиан и передать Святой Город в их руки, а для этого надо на сарацин пойти войной. Христиане тут должны объединиться.
Идея такой превентивной войны вызвала у Людовика отвращение. До гроба ему не забыть предсмертные крики из горящей церкви в Витри. Пока его не втянут в войну насильно, никакой войны он сам объявлять не станет. Напрасно Раймон расписывал свой план. Сановники и епископы его уговору поддавались, но Людовик был тверд, повторяя одно слово «нет», его же мнение было решающим.
Все это Раймон обсуждал с Элинор при их новой встрече:
— Людовик не воин. Просто беда, что он командует войсками. Он не может понять, что закрепить эту землю за христианами, упрочить здесь наше положение — значительно важнее бессмысленного богомолья в Святой земле.
— Кроме прощения своих грехов, его ничто не занимает. — Да какие грехи могут быть у такого человека?
Элинор рассмеялась:
— В душе он настоящий монах. Ему нельзя было уходить из церковного посвящения. И он достался мне в мужья!
— Странно, что он вообще решил жениться.
— Он и не хотел, но, встретив меня, передумал.
— Легко могу понять: ты очаровала даже его. Но он «решился»! Позор! На королеве любви и песни…
— Да, ему следовало оставаться монахом. Он очень неохотно пошел на войну, а тут случилось это несчастье в Витри. На всякой войне может произойти такое. Мне хочется уйти от него. Встретив тебя, теперь я понимаю, как он мне противен.