Начало пути
Шрифт:
Проснувшийся во мне дар, позволяет ясно видеть сложившуюся картину и истинных виновников развала страны. В руках этого злого гения – самая могущественная спецслужба Советского Союза – КГБ, почти полмиллиона сотрудников, 200 тысяч офицеров, осуществляющих охрану руководителей СССР, оперативно-розыскную деятельность, внешнюю разведку и контрразведку, борьбу с «внутренними врагами»: инакомыслящими. КГБ словно мафиозный спрут опутал своими незримыми щупальцами всю страну, курируя даже вопросы, связанные с обороноспособностью, социально-экономической деятельностью, внешней
Все слои советского общества пронизаны «стукачами», регулярно строчащими свои доносы кураторам. Любое собрание диссидентов, заводских коллективов, молодежных неформальных движений находится под пристальным присмотром тайных агентов «плаща и кинжала», бдительно следящими за идеологической правильностью каждого брошенного слова. Только один маленький повод или решение раздавить неудобного человека, и громадный механизм самой могущественной спецслужбы приходит в движение, перемалывая людские жизни, судьбы и стирая неугодную личность в труху, уничтожая даже память о ней.
Андропов и его единомышленники – страшный противник. Они яростно, с бешеной энергией рвутся к власти, не гнушаясь ничем для достижения своей цели. Люди для них – просто фигуры на шахматной доске, которые можно смахнуть одним движением руки.
Уже умер странной смертью в 1976-ом году Андрей Антонович Гречко – боевой офицер, министр обороны, стоящий в оппозиции к Андропову, расчищая дорогу союзнику Андропова – Устинову. За пару месяцев до моего появления в 1978-ом году ушел из жизни от «сердечного приступа» самый молодой член Политбюро – Федор Давыдович Кулаков, освобождая место Горбачеву.
На очереди Машеров, Киселев, Суслов, Брежнев, Цвигун – люди, мешавшие «серому кардиналу» «Перестройки» прийти к верховной власти к стране. С дискредитацией Романова и воцарением «Пятнистого» на советском троне начнется развал страны.
Смогу ли я даже со своим даром «видеть» людей, прошлое и будущее, противостоять Андропову и КГБ? Разум вопиет, что ничем хорошим это не кончится. Шансов развернуть Колесо Истории в обратном направлении нет, а я просто погибну, лишив себя шанса на подаренную вторую жизнь.
Но спокойно жить, зная о грядущих испытаниях, и развале страны я не смогу. Совесть и офицерская честь не позволят. Они будут терзать меня каждый день, раскаленным прутом вонзаясь в сердце. И поэтому я не сверну с выбранного пути. Даже сдвинутый маленький камешек может вызвать большую лавину, а использованный крохотный шанс – привести к победе.
– Шелестов! Ты в каких облаках мыслями витаешь? – насмешливый голос Нины Алексеевны отрывает меня от раздумий.
Завуч стоит недалеко от меня, рассматривая с непонятным прищуром мою физиономию.
Я вскакиваю с места. Отъезжающий назад стул с противным треском
– Ничего подобного. Я вас внимательно слушаю, - смущенное выражение лица выдает меня.
– Да?! Тогда ты хорошо маскируешься, - ядовитый сарказм сочится из каждого слова завуча, - повтори, о чем я только что рассказывала.
Александр Блок был ярким представителем «символизма», литературного декадентского течения, популярного в конце 19-ого – начале 20-ого века, - послушно повторяю я, - оно опиралось на мистицизм, веру в другой идеальный мир. Это было отражено во всех его произведениях, подчеркивающих душевное смятение поэта, его осмысление наступающего кризиса.
Блока я знал, любил, а перед уроком даже внимательно прочел главу «Русской советской литературы 10 класса», посвященной великому поэту. Поэтому подсознательно фиксируя обрывки речи Нины Алексеевны, сумел грамотно и подробно ответить.
– Верно, - завуч удивлена, но старается сохранить каменное выражение лица, - можешь, когда захочешь. Садись.
Через пять минут, нетерпеливо верещит школьный звонок, напоминая о конце урока. Складываю учебники. Вместе с Ваней и Пашей выхожу на улицу. К нам пристраивается Николаенко с Дашей. Амосов торопливо дергает меня за плечо.
– Леш, ну что мы сегодня идем в ваш клуб?
– В наш клуб Паша, - поправляю его, - конечно, идем.
– Во сколько встречаемся? – деловито уточняет Аня, прислушивающаяся к нашему разговору.
– Подходите туда часам к четырем. Игорь Семенович уже откроет помещения, а я приеду с кистями и краской, - предлагаю им.
О планируемом ремонте в помещении клуба я рассказал ребятам еще перед первым уроком. Аня, Иван и Паша сразу же вызвались помочь. ЖЭК на Петрозаводской они хорошо знали, поэтому найти клуб, находящийся в соседнем подъезде должны были без проблем.
– Ребята давайте встретимся у ЖЭКа без пяти четыре, а там уже и Леха подъедет, - предлагает Волков. Николаенко и Амосов согласно кивают.
– Я могу и немного задержаться, - предупреждаю одноклассников, - ко мне товарищ заедет на машине. Краску и кисти у него брать будем.
– Кисти я тоже принесу, - встревает в разговор Амосов, - у меня они дома валяются.
– Отлично. Тогда давайте сделаем так. Вы меня не ждите. Заходите в клуб, переодевайтесь, Игорь Семенович вас уже знает, скажете, если что, со мной договорились, и пришли помогать наводить порядок. А как я подскочу, так и начнем.
Одноклассники что-то рассказывают, возбужденно машет руками Амосов, а на меня опять накатывает ощущение нереальности происходящего. Три подростка и две девушки с комсомольскими значками идут по залитой солнцем мостовой и весело болтают, размахивая сумками с учебниками. После чадящего черным дымом здания парламента, моей гибели в «прошлой» жизни, это кажется светлым сном о детстве, который вот-вот прервется, и я снова вернусь в суровую реальность, доживая последние мгновения, и чувствуя, как с каждой каплей крови последние искорки жизни покидают истерзанное пулями тело.