Начало пути
Шрифт:
Но настроение было отвратительным, а последние полгода Андрея словно преследовали неудачи.
Сначала девушка, которую Андрей считал своей будущей женой, ушла от него. Сначала парень решил, что это последствия их очередной ссоры, которые в их отношениях не были редкостью - уделяя службе много времени, Андрей, к тому же получивший назначение в приграничную часть, крайне редко за последние месяцы выбирался в Петроград, где жила Алина. Но потом, узнав от друзей, служивших в Петрограде, что Алину постоянно видят в столичных клубах с каким-то хмырем, судя по машине и прикиду, типичным богатеньким мажорчиком, Андрей сам решил ничего больше не выяснять. Все и так стало ясно. К тому же, он и сам понимал, что отношения зашли в тупик и такой финал был
Затем пришло письмо от отца, что заболела мать, которой поставили диагноз - рак груди. Отец, правда, успокаивал сына тем, что это не самое страшное, что могло случиться, и что эта хворь решается простенькой хирургической операцией по удалению опухоли. Хотелось бы верить, но все равно было как-то не по себе. Попытка выхлопотать отпуск закончилась отказом командира полка и нагоняем от комбата, недовольного, что Васильев "прыгает через голову".
В отцовском письме было еще кое-что, заставившее Андрея насторожиться. Батя писал, что его однокашник, ныне подполковник Генерального штаба, поведал ему, что слухи о возможном конфликте с Архангельским княжеством - не пустые слова. Да и без того, на это указывало слишком многое - полк, где служил Андрей, был сформирован меньше года назад, вместе с еще несколькими полками, личный состав был укомплектован по максимуму, как в полноценном боевом подразделении военного времени, насчитывая вместе с гражданским персоналом уже три с половиной тысячи человек. Размещение нескольких усиленных полков на архангельской границе само по себе наводило на разные мысли, тем более, что военный потенциал архангельских войск никак не был сопоставим с потенциалом армии Балтии. Недавний приказ, пришедший из Петрограда, об усилении их полка танковой ротой, батареей тяжелых гаубиц и пятью прикомандированными к полку сотнями наемников корпорации "Арес" тоже невольно подтверждал правдоподобность слухов о предстоящей войне.
Пугала ли Васильева война? Да не то, чтобы он сильно ее боялся. Он еще не был в реальном бою, поэтому особого страха не испытывал, тем более, судя по рассказам преподавателей-офицеров из военной академии, которую Васильев не так давно окончил, архангельская армия была некоей карикатурой на настоящие вооруженные силы, всего лишь милитаризованным сборищем клоунов. Васильев невольно улыбнулся, вспомнив о том, что у архангельцев до сих пор в войсках есть конные части. Конные автоматчики - вот умора!
В довершение всех несчастий приказ о присвоении ему звания капитана все никак не приходил уже который месяц, хотя должность командира роты была вполне себе капитанской. Но это дело времени, хотя и все равно неприятно. Ждать и догонять - хуже всего на свете, так не раз говорил ему отец. Андрей был с ним согласен на все сто процентов.
Что до ночного ЧП, то Васильев пока не решил, стоит ли докладывать о нем. Допросив ночью всех троих мучителей Радована, он понял, что в отделении конфликт, последствия которого приходится разгребать уже второй раз за неделю. Сначала непонятные побои на лице комода, с которого за такие залеты надо бы лычки сорвать уже давно, теперь вот избиение солдата, во главе которого стоит, на секундочку, заместитель избитого старшего сержанта (в том, что сержанта кто-то отметелил, старлей не сомневался). Как следует наорав на солдат и пригрозив сгноить их в нарядах, Васильев узнал, что подстроил избиение не кто иной, как старший сержант Скоробогатов, о выходках которого ему как командиру роты уже не раз докладывали. Уже не раз и не два старлей хотел подать рапорт Вексельману на стол о необходимости разжаловать Скоробогатова, а то и разорвать с ним контракт и отправить на гражданку, но свой замысел в жизнь все же не претворил.
Отец всегда говорил ему - никогда не докладывай начальству о грехах своих подчиненных. Это говорит о том, что ты никудышный командир и что самостоятельно неспособен справляться с подчиненными. В итоге тебя не будут уважать ни подчиненные,
Поэтому сержантские лычки пока останутся на плечах Скоробогатова, да и Саломатов тоже пока побудет ефрейтором. В конце концов, в том, что случилось, была и его, Васильева, вина, и отрицать это Андрей не собирался. Но ошибки надо исправлять, и по возможности это следует делать самостоятельно.
Размышления старшего лейтенанта прервал стук в дверь. Но постучавший пока не сделал попытку открыть дверь, и Васильев крикнул:
– Кто там? Войдите!
Дверь приоткрылась, и показалась темно-русая голова рядового, избиение которого на плацу Васильев прекратил сегодняшней ночью.
– Товарищ старший лейтенант, рядовой Обренович по вашему приказанию прибыл!
– по уставу отчеканил Радован.
– Вольно, рядовой, не тянись, не на параде. Присаживайся.
Радован придвинул к себе стул и уселся, уставившись на ротного.
– Рассказывай, Радик, как дошел ты до жизни такой.
– Вы о вчерашнем, товарищ старший лейтенант?
– Да не только и не столько об этом. Меня интересует, почему это все произошло.
– Товарищ старший лейтенант, эти упыри ... простите ... военнослужащие уже всех в отделении достали. Вы думаете, я один такой?
– Рядовой, я не просто так, для декора, в этом кабинете сижу. Я знаю всех солдат роты в лицо, и знаю, от кого чего можно ожидать. Я не первый день в армии, рядовой, и до того, как получить роту, был курсантом. У нас тоже были залеты, драки и прочие ... так сказать, нарушения устава. Но когда толпой с такой силой метелят своего товарища - тут должна быть веская причина. Это не просто попытка шакалья утвердиться, и не просто игры молодняка, которому некуда выпустить пар. Давай рассказывай, что мне из тебя все клещами тянуть приходится?
– Даже не знаю, с чего начать, товарищ старший лейтенант ...
– Слушай, прекрати мне уже сюсюкать. Про тебя совсем другое говорят - ты, мол, дерзкое хамло, посылаешь своего комода в задницу по любому поводу, и даже, как я слышал, это именно ты ему расквасил пятак. И не смей спрашивать, откуда я об этом знаю. Я, между прочим, по должности обязан знать все обо всех. В том числе и о тебе.
Радован, ошарашенный осведомленностью командира, немного растерялся. Ведь если Васильев знает, что именно он устроил, он бы сейчас с ним разговаривал совсем по-другому. Или, может, он его таким макаром на откровенность выводит и хочет разговорить, чтобы потом примерно наказать и иметь на то все основания. Нет, не то, зачем ему это? Его ж самого начальство не погладит по головке за такие вот художества в роте. Этак и служебное несоответствие легко схлопотать. Со всеми вытекающими.
– Впрочем, Скоробогатова мне не жаль - он заслуживал и кое-чего похуже, чем разбитая харя, - продолжал старлей, - меня другое заботит. Хотелось бы узнать, когда все это уже прекратится.
"Странно" - подумал Радован. Васильев обмолвился о разбитой харе Федора, но о сеансе уринотерапии он ничего не сказал. Может быть, ждет признания?
– Да, - наконец решился Обренович, - это я избил комода Скоробогатова в порядке самозащиты.
– Понятно.
– Васильев, судя по выражению лица, даже и не удивился.
– Рядовой, а ты не думал, что это тебе с рук не сойдет в любом случае. Тебе, с одной стороны, светит куча нарядов от взводного, с другой, темная от Скоробогатова и его отморозков. Как ты рассчитывал избежать всего этого. Ну, хрен с ним, со взводным, с ним, кстати, я отдельно побеседую и скажу ему все, что о нем думаю. Но вот сержант - ты не подумал, что он тебе припомнит?