Начало жизни
Шрифт:
«Бургомистр не принял безработную молодежь, — писала Фрида. — Он вызвал полицейскую охрану, он боялся, что мы разнесем дом. Кто же может питаться воздухом! Ни город, ни государство не способны дать нам работу и хлеб, и молодежь посылает к чёрту таких правителей. Мы голодаем, Маша, это точное слово. Я сейчас пишу тебе, на улице дождь, а за окном двое несчастных — мужчина и женщина — поют какую-то песенку, подняв лица к верхним этажам. Мужчина играет на маленькой гармонике. Потом он обходит с шапкой пустой двор, ожидая, что кто-нибудь кинет монету, но никто не кидает, ты понимаешь! Я с удовольствием бросила бы ему пфенниг, но у нас ничего нет, и скоро я сама пойду с протянутой рукой. Маша, моя русская
Подруга! Это теплое худенькое плечо в белой кофточке, озаренное узеньким крылом пионерского галстука… Стриженая девочка из чужой страны, но совсем не чужая, а очень близкая. Ей есть нечего. У нее нет денег на почтовую марку. В последнем ей можно помочь: послать старых и новых советских марок и пусть она продаст их филателистам или обменяет на обычные почтовые марки. Если было бы можно, Маша послала бы Фриде в письме свежую булку ситного… Маша питалась скромно, по карточкам, но всегда была сыта. Да, советские люди сейчас сознательно отказываются от многого, потому что все силы страны направлены на создание тяжелой промышленности, это знает каждый пионер. Нам надо стать независимыми от иностранного ввоза!
Маша прочитала письмо на сборе. Ответили коллективно. В ответном письме рассказали о своем детском театре, о ТЮЗе. Пускай дети трудовой Германии помогают отцам рассказывать правду о Стране Советов. Ведь там на нас столько клевещут, там пишут о нас такие небылицы, что каждое слово правды — уже дело, уже работа в защиту отечества рабочих всего мира. Райнер рассказывал, что какой-то продажный немецкий инженер, побывав в СССР и поработав на одном из наших заводов, выпустил потом целую брошюру — ядовитое клеветническое сочинение. Он назвал нашу страну страной нищих и свидетельствовал, что сам видел зверства Чека: возле Петропавловской крепости в Ленинграде на кострах стоят котлы и в них заживо варятся священники… Маша и Коля рассмеялись и сказали: «Это не опасно, кто же этому поверит?». А Райнер даже рассердился, и стал доказывать, что немецкие обыватели верят этой глупой, брехне и еще долго надо работать, чтобы прочистить людям мозги…
Вот почему пионерские письма не были пустой детской забавой.
— Выставь письмо Фриды и ответ на него на доске ячейки МОПРа, вся школа прочитает! — посоветовал Коля.
Вся школа! А если передать полученное письмо в пионерскую газету — весь Ленинград узнает, все дети Ленинграда. А это нужно. Потому что не все ребята ценят то, что имеют, не все знают, что творится в далеких капиталистических странах. Пусть знают. И она отнесла письмо в «Ленинские искры».
— Ты знаешь язык? Так переведи, — сказали в редакции. Она перевела. Письмо напечатали.
Спустя две недели, Фрида ответила. Новое письмо оказалось еще интересней, в нем девушка рассказала о том, как комсомольцы помешали демонстрации гитлеровцев. Коричневые были все в новенькой форме, они хотели показать, что хорошо вооружены и легко задушат всякое революционное выступление рабочих. Но когда они дошли до района, где живут рабочие семьи, на каждом доме их встретили плакаты: «Долой фашизм!», «Долой коричневых разбойников!», «За свободную социалистическую Германию!».
Из верхних этажей рабочих квартир в гитлеровцев полетели комья грязи, горячие угли, выхваченные щипцами из печек. И коричневые повернули обратно, не выдержали — дальше углубляться в рабочий район было опасно.
Теперь она знала и хороших немцев, и плохих. В одном и том же народе — две силы, враждебные друг другу, — гитлеровцы и коммунисты.
«Ты пишешь, что в вашей школе успеваемость повысилась на десять процентов, — заканчивала Фрида. — Я отвечаю: школу мне пришлось бросить, потому что нечего есть и нет денег на учебники и тетради. Но в ответ на ваши десять процентов мы, молодые комсомольцы, участвовали в подготовке разгрома этой гитлеровской демонстрации. Итак, мы вступили с вами в социалистическое соревнование, только пункты у нас разные, потому что разная обстановка. Революционный привет всем комсомольцам, всем ударникам Советского Союза! „Рот фронт!”».
Разбирая этот почерк, ставший знакомым и милым, Маша испытывала такую радость, словно получила письмо от родной сестры. Всё ты понимаешь, Фрида, не напрасно посылали тебя на слет, а потом — в Советскую страну. Ты же еще шестнадцатилетняя девчонка, а уже стараешься тоже внести свою долю в великое дело революционной борьбы. Сколько надо таких доль, сколько терпения и выдержки надо проявить миллионам трудящихся людей мира, чтобы свалить эту явную несправедливость, чтобы отвоевать свободу и хлеб! Но комсомольцев не испугать, они учатся смелости у своих старших братьев — коммунистов.
— Не пора ли тебе подавать заявление о переводе в члены комсомола? — спросил Машу Коля Сорокин после урока обществоведения.
Она подала. Ячейка, комитет… Вот и райком комсомола, здесь решится ее судьба.
Она пришла на этот раз без Коли, он уже был комсомольцем. К ее удивлению, вопросов ей задали очень немного. Ее уже знали по пионерской газете, по работе в школьных организациях. И после того, как все проголосовали за принятие школьницы Марии Лозы в члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи, Сергей Малышев подошел к ней в перерыве, пожал руку и сказал:
— У тебя за эти полгода даже и выражение лица изменилось. Ну, получай свой комсомольский билет. Поздравляю!
И снова она почувствовала тепло его грубой, жесткой мужской руки.
Она держала в руках маленький билет в картонной обложке с фотокарточкой внутри, с подписью секретаря райкома… Этот билет ввел ее в огромную семью, большую, чем ее седьмой класс, большую, чем школьная семья учеников-товарищей. Он ввел ее в семью комсомольцев и ей показалось, что на мгновение сила миллионов ее товарищей по комсомолу вошла в ее сердце и стала ее собственной силой. Надо было что-то сказать в ответ Сергею, она заранее обдумала всё, что скажет. Но торжественные слова вылетели из головы, горло перехватило от волнения, и Маша сказала чуть слышно:
— Доверие оправдаю.
Она вышла из здания райкома, крепко сжимая в руке свой комсомольский билет, так и не могла положить его в портфельчик. «Коммунистом никто не рождается, коммунистом можно стать», — сказал ей когда-то дядя Паля. Путь в жизни выбран — теперь она состоит в Ленинском Коммунистическом Союзе Молодежи. В Ленинском Коммунистическом, — а что же в наш век выше и прекраснее этих двух слов — Ленин, коммунизм!
Улица Красных Зорь, прямая, обрамленная серым гранитом зданий и деревьями в снежных уборах, летела вперед и звала куда-то вдаль, к морю. Лучи невысокого зимнего солнца зажигали молодой недавно выпавший снег, озаряли лицо девушки с комсомольским билетом в руках. Встречный седоусый пешеход, несший за деревянную ручку ящик со столярным инструментом, взглянул на счастливую девушку, остановился и проводил ее долгой доброй улыбкой.