Начало

Вязовский Алексей

Прибыли сани с обозом, что мы захватили в Бердской слободе у передового отряда Корфа. Я съездил проведал Степана Творогова, который лежал накрытый рогожей в одной из развальней. Рядом топтался Андрей.

– Ну как он? – я кивнул в сторону близнеца, чей вид внушал опасения. Без сознания, сам весь бледный, круги под глазами.

– Пуля пробила грудь, вышла под лопаткой – Андрей тяжело вздохнул, поправил покрывало.

– Заштопают твоего брательника, Максимову сразу повезем.

Я дал шенкелей Победителю, вырвался вперед отряда. Прогудела труба 1-го

оренбургского, знаменосец расправил красный флаг. Сильный снег не давал нас разглядеть, поэтому пришлось выслать к валам вестового. Еще жахнут картечью.

Наконец, ворота со скрипом открылись, мы вступили в город.

– Слава Богу! – навстречу нам выехал Творогов-старший. Лицо его осунулось, глаза покраснели. Явно бессонная ночь была.

– Спас, царь-батюшка! Просто спас – воевода Оренбурга слез с коня. Я тоже. Мы обнялись.

– Сынка твоего, Иван Александрович, поранили. Недосмотрел я. Давай быстрее к Максимову везти.

Дальше завертелась круговерть. Три сотни под командованием Болдыря я отправил спасать Сакмарский городок. Еще три с Чикой во главе к Татищевой крепости. Против двух рот корфовских солдат этого должно было хватить.

Раненых перевезли к госпиталь к Максимову. Там же оказалась Маша с Татьяной. Обе заалели, увидав меня, бросились навстречу, но за два метра остановились, почти одинаково начала поправлять волосы под белыми косынками.

– Жив, Петр Федорович! – констатировала Харлова, оглядывая меня с ног до головы.

– А мы так спужались – Маша еще больше покраснела – Как начали стрелять у валов, все по домам попрятались…

Девушка посмотрела на меня влюбленным взглядом.

– Некогда девоньки сейчас лясы точить – я сам смутился такой встрече, не знал, куда руки деть – Принимайте раненых. Некоторые сильно побиты.

Началась суета с размещением казаков, подсчетом военной добычи. Я уже еле стоял на ногах, но успевал везде. Кузнецы получили новые пушки для установки на поворотные круги, Максимов тут же принялся оперировать Творогова-младшего. А затем и остальных раненых. Были сформированы похоронные команды, которые отправились к лагерю Корфа и в Берды.

Поймав Немчинова, я приказал ему сделать списки пострадавших и выдать каждому по серебряному рублю. Семьям погибших полагалось по пять рублей.

Наш поход к Юзеевой выявил существенные недостатки епанчей – неудобные, тяжелые, ветер задувает. Поэтому я набросал на листке изображение шинели с хлястиком – вид спереди и сзади. Отдал Харловой.

– Пущай твои воспитанницы, Татьяна – я устало уселся на стол в приемной, выложил пистолеты из-за пояса – Сошьют по рисунку. Несколько штук. Мы спытаем и решим.

– Сложный крой – Харлова задумалась, повертела в руках листок – Я все больше удивляюсь тебе, Петр Федорович…

Сейчас она произнесла мое имя без поддевки.

– Откуда сие? – вдова помотала рисунком – И зачем вот этот ремешок?

– Скатывать епанчу. Новую. В иноземных странах придумали. Узнал, пока скитался – мне надо было чем-то отвлечь Татьяну – Вели баню истопить, помыться хочу.

Пока ждал,

сходил проверил казну. Лично снес вниз железные ящики с рублями, что были взяты у Корфа и Кара. Война оказалась делом выгодным – я заработал больше десяти тысяч рублей. Которые, впрочем, скоро разойдутся. Подходила дата выплат войскам.

Потом пришел Творогов-старший.

– Все слава богу прошло – вздохнул воевода – У Викентия Петровича – не руки, а чудо. Маша тоже хороша – присматривает за Степаном. Выходит.

– Да… с доктором и Марией нам повезло – согласился я – Кроме Корфа какие новости?

– Небольшие волнения по уездам, пожгли две твои школы крестьяне. Баре, что там учительствовали – разбежались.

Хреново, но ожидаемо. Начальное образование будет очень нелегко организовать. Крестьянство сопротивляется всему новому.

– А в городе как?

– Тут все вот как – Творогов показал мне сжатый кулак – Три школы уже работают, дети ходят. Я как ты и велел дал послабления в податях тем оренбургцам, что отправят чад своих учиться. Что с сельскими школами то делать?

– Забирай по местным монастырям послушников – решился я – Пущай они учат. Владыкам скажи – я велел.

– Ох и вою будет – опять вздохнул воевода – Ну да ладно, сделаю, как ты повелел.

– От Лысова и Перфильева было что?

– Никаких вестей. Как в воду канули.

Это было плохо. Все восстание по-прежнему висело на соплях. Одно, два поражения и народ начнется разбегаться.

* * *

Париться начал с того, что подкинул квасу на каменку. Жар тут же ударил по телу, по измученным мышцам пробежала легкая судорога. Я взобрался на полку, начал сам себя с остервенением хлестать березовым веником. Как же не хватает банщика! Промял бы мне косточки. Я вышел в предбанник, обмылся в шайке с теплой водой, побрился, потом еще раз зашел в парную.

Пока нежился, на полке услышал стук двери. Выглянул и обомлел. Пришла Татьяна Харлова. Одна. В простом ситцевом синем платье, волосы заплетены в две косы.

– Я тут тебе исподнее чистое принесла – девушка покраснела, нервно положила стопку одежды на лавку. Резко развернулась уйти. Косы взлетели вверх.

– Подожди! – я прикрылся веником, зашел в предбанник. Схватил девушку за руку, усадил на лавку. Харлова не сопротивлялась. Только глубоко дышала. Глаза затуманились, руки нервно подрагивали, перебирая мое белье.

Я придвинулся ближе, положил руку на ее колено.

– Петр Федорович… Петя – Татьяна еще больше задрожала – Что ты делаешь?

– Беру город на поток и разграбление – засмеялся я, наливая квасу – Вот выпей.

Пока девушка судорожно глотала напиток, я другой рукой стал расстегивать шнуровку на спине платья.

– Боже! Это же позор! – Харлова посмотрела на меня умоляюще и в то же время с надеждой.

– Попариться вместе позор?? – я оголил ее плечи, впился поцелуем в беззащитную шею. Девушка вздрогнула, застонала. Моя правая рука уже задрала ей подол и добралась до внутренней стороны бедра. Какая же нежная кожа!