Начало
Шрифт:
Мистеру Левинсону вовсе не нужен титул графа Грэнтэма, хотя самого Роберта он уважал. Но ведь этот Кроули воспитан и будет жить в своем Даунтоне. С одной стороны, хорошо, что не бросает свою родину и землю предков, с другой – если эта земля стала обузой…
– Мистер Кроули… – Левинсон чуть пожевал губами, словно не решаясь сказать что-то очень важное. Роберт, решив, что последует отказ, еще раз мысленно обругал себя и уже приготовил ответную речь с извинениями (джентльмен остается джентльменом, даже если его спускают с лестницы, как говорил Эдвард Коллинз), но услышал иное – у нас в Америке принято спрашивать саму девушку. Ведь перед алтарем именно
– Безусловно, я сделаю предложение самой мисс Левинсон, но прежде хотел бы знать, что ее родители не против, ведь прямое обращение к мисс Левинсон могло бы поставить ее в неловкое положение. Если вы и миссис Левинсон позволите мне поговорить с вашей дочерью на эту тему, оставив решение вопроса на ее и ваше усмотрение, я сделаю это.
Левинсон снова вздохнул. Ему претило вежливое многословие возможного зятя, но он слишком хорошо помнил упоение, с которым верещали по поводу древности рода этого лорда Марта и ее сестра Ава-старшая. Внутри росло раздражение: боевой офицер, видом наград которого были совсем недавно очарованы все, теперь занимался словопрениями, точно напомаженный болтун из тех, что порхают по бальным залам в поисках богатой невесты.
– Мистер Кроули, это дамам вы можете морочить головы чепухой вроде нежных чувств и прочего, я деловой человек и признаю за вами право на брак по расчету. Не скрою, я предпочел бы видеть зятем хорошо знакомого мне мистера Невилла, но миссис Левинсон и леди Бельмонт абсолютно уверены, что Коре необходим титул. По мне и без него неплохо… Давайте поступим так: я не стану давать вам ответ немедленно. Я поговорю с дочерью, ведь это ей в случае согласия предстоит носить вашу фамилию, пусть она и решает. – Он сделал предупреждающий жест, хотя Роберт вовсе не рвался перебить, решив, что как только выйдет из этого дома, даже кабинета, тотчас забыть о своем нелепом намерении стать зятем этого сноба. – Моя супруга согласна, возможно, она не слишком жалует вас, но вполне готова выдать дочь замуж так далеко, только бы та стала графиней. Я против, мне совсем не нравится эта идея и вовсе не интересует ваш титул. Но, повторяю, решать Коре. Если она согласна выслушать ваше предложение, вы его сделаете.
Снова последовал останавливающий жест. На сей раз Роберт был готов возразить, вернее, извиниться за несвоевременный визит, выразить уверенность, что со временем все разрешится к обоюдному удовольствию, и уйти. Ждать неизвестно сколько, чтобы сделать предложение Коре Левинсон и выслушать от нее насмешливый отказ? Нет, лучше считать отказом вот эти слова мистера Левинсона. С него довольно!
– Кора не из тех, кто станет соглашаться выслушать предложение только затем, чтобы им похвастать и кичиться своим отказом. Если она согласится говорить с вами на эту тему, то значит, согласна принять предложение. Мистер Кроули, вы не влюблены в мою дочь, отнюдь. Это брак по расчету, потому вам, как джентльмену и совестливому человеку, будет трудно разговаривать с моей дочерью о чувствах в предстоящем браке, как и ей делать вид, что верит в вашу искреннюю симпатию. Предоставьте этот разговор мне. Вы женитесь по расчету? Так давайте вести наши деловые беседы в отсутствии Коры. Я достаточно откровенно высказался? Ни мое отношение к вам, ни столь деловой подход к вопросам возможного родства не повлияют на размер приданого моей дочери, оно будет более чем достаточным, как я всегда и говорил.
Он поднялся, давая понять Роберту, что разговор окончен, но все же добавил, провожая Кроули до двери:
– Я не стану
– Благодарю вас, мистер Левинсон, за откровенность.
– Я предпочитаю говорить честно и в глаза, как в бизнесе. Это дамы пусть болтают и секретничают. До завтра, мистер Кроули, или как уж получится…
Роберт, будучи просто не в состоянии разобраться в собственных чувствах, не поехал в особняк Бельмонтов, отправившись в Нью-Йорк. Но и там просто гулял по улицам огромного города, пытаясь его понять. Долго стоял на набережной, слушал гудки многочисленных судов в заливе, наблюдал, как суетятся люди…
Здесь не развлекались, здесь работали, иначе, чем на Бирже, но ритм похож. В портах Англии, том же Лондоне, на пристанях тоже кипучая деятельность, но здесь она словно на несколько градусов выше, в несколько раз быстрей. Иная жизнь, о которой говорил Эдвард. Наверное, за ней будущее, наверное, именно здесь в собравшей у себя стольких энергичных людей Америке растет новый класс богачей, тех, кто немного погодя станет править миром. За спиной гигантской статуи Свободы рождается новый мир, заманчивый для энергичных и желающих делать деньги.
Роберт вдруг почувствовал, что ему горько. Он не ощущал себя внутри этого мира, а если и готов в нем находиться, то только с краю. До боли захотелось вернуться в родной Даунтон, по утрам совершать прогулки по окрестностям, не изгаженным отходами спичечной фабрики, ощутить неспешный ритм английской провинции, радоваться, что у фермеров хороший урожай не потому, что будет большая выгода, а ради самих фермеров, быть счастливым потому, что мать с сестрой снова спорят, впрочем, беззлобно, по поводу «мазни»… да много чему. Просто радоваться жизни, а не заработанным миллионам.
Зря он послушал леди Маргарет и прибыл в Нью-Йорк за богатой женой, потеряв столько ценных недель. Конечно, леди Вайолет проследит за ремонтом, но лучше было бы потратить свое время на заботу о поместье, а деньги – на розыск таинственного мистера Смита.
Роберта вдруг охватила настоящая досада! А ведь верно, потрать он эти средства на розыск мистера Смита, возможно, уже удалось бы разрешить отцовскую загадку. Конечно, это вовсе не означало, что платить не придется, но возможно, удалось бы договориться, отсрочить выплату каких-то сумм… А вместо этого он, словно мальчишка, помчался через океан очаровывать американских богатых наследниц. Какое счастье, что не сделал предложение какой-нибудь юной особе, которая с восторгом его приняла бы, мечтая о титуле графини.
Сейчас Роберт был от души благодарен мистеру Левинсону за соломоново решение поговорить с дочерью самому. А еще втайне надеялся, что дочь американского миллионера, к которой он не испытывал ничего, кроме простого расположения, в порыве свободолюбия попросту откажется от чести стать графиней Грэнтэм. Роберту показалось, что это был бы лучший выход. Мисс Левинсон, несомненно, откажет, у нее беспокойная мать, но достаточно либерально настроенный отец, девушке позволят выбирать. К самому Роберту она едва ли испытывает какие-то чувства, кроме досады или даже презрения, он англичанин, не способный оценить преимущества американского образа жизни, сноб и прочее…