Начало
Шрифт:
24 июля 1986 года, четверг
Утром с тяжёлой головой, не выспавшись, встал по команде отца. Сели в семьдесят седьмой автобус. Хотел было подремать, но уже на следующей остановке увидел в окно красивую девушку, бежавшую к нашему автобусу. Посмотрев на часы, я удивился — семь часов, двадцать минут. До всех наших промышленных предприятий — пять, от силы десять минут езды. Куда она так торопится?
В полупустой электричке, растянувшись, как пьяница, на все три сидения, я заснул. Отец, стесняясь моего безобразного поведения, отсел, благо мест в вагоне было много.
В Малоярославце
Мама всё это время не сидела без дела, собрала две корзины чёрной смородины. Пока я спал, родители наполнили третью корзину красной смородиной. После того, как я, выспавшись, вышел к ним на подмогу, мы втроём набрали ещё и корзину крыжовника.
Приезжали работники, подрядившиеся собрать нам дом, привезли тюк пакли весом семьдесят килограмм, выпили водки и уехали.
Готовили на печи, так как не было электричества.
Прослушав по приёмнику все программы и новости, я лёг спать, но не смог заснуть. То ли днём выспался, то ли жарко было от натопленной печи. Всю ночь провалялся с открытыми глазами.
25 июля 1986 года, пятница
Бессонная ночь, температура. Утром вставать не хотелось. Ел плохо, «поклевал» варёной картошки и вместе с отцом отправились на Фёдоровку.
Отец предложил на Егорьевском автобусе сначала доехать до конечной, до Егорья, чтобы потом без проблем добраться до Малоярославца. Случалось, переполненный автобус проходил мимо Фёдоровки, не останавливаясь. Но его план провалился. Мы упустили автобус в сторону Егорья.
К нашему счастью, автобус из Егорья был не такой полный, и мы смогли войти. До Медыни стояли, стиснутые со всех сторон. А в Медыни удалось занять места и до Малоярославца ехали сидя. Рассчитывали попасть на утреннюю электричку, но шофёра это не волновало, он не собирался из-за нас прибавлять газа. Вёл автобус, не торопясь, по своему графику, и мы опоздали буквально на пять минут. «Не думают о людях», — с горечью в голосе сказал отец.
Пришлось три часа ждать следующую электричку.
Доехав до Киевского вокзала, мы с отцом пешком дошли до рынка. Проверив ягоду на наличие радиации, — после Чернобыля обязательная процедура, — нам дали разрешение на торговлю. Чёрная смородина пошла хорошо, а вот с крыжовником дела обстояли хуже. Но и его, в конце концов, продали. Пока отец занимался торговлей, я бродил по рынку в надежде найти друзей-торговцев. Но не нашёл. Девушек, торговавших розами, не было. Арбузы продавала незнакомая женщина. Я сделал комплемент женщине, торговавшей луком, сказал, что у неё красивая дочка. Им это понравилось. Ответили: «Засылай сватов».
Домой с отцом вернулись уставшие. Ночью снились кошмары. Видимо из-за температуры.
26 июля 1986 года, суббота
Утром встал с тенденцией к выздоровлению. В электричке опять спал, растянувшись во всю длину скамейки. В Малоярославце купили чернику в картонных стаканчиках и с удовольствием съели. На рынке за одним из прилавков стоял дядька, одетый с вызовом, а-ля «великий художник», в блузе и берете.
Купили билеты на «сквозной» Егорьевский автобус и до Фёдоровки ехали с комфортом. Я всю дорогу спал.
Мама собрала для нас две корзины красной смородины. Втроём набрали ещё две корзины смородины и маленькую корзину с малиной.
Закончив с трудами, я стал отдыхать. Заинтересовался критической статьёй Инны Туманян в «Литературной газете», о киностудии им. Горького.
К тому, что я прочитал, многое добавил сосед по даче Евгений Бочкарёв. Он рассказал о бесхозяйственности и воровстве, взятках и коррупции. Поведал о том, как Голливуд у них на студии снимал «Петра Великого». Вспомнил, что ему за незначительную оказанную помощь американцы заплатили баснословные в его понимании деньги. Признался, что только десять процентов рабочего времени отдаёт киностудии, а девяносто процентов тратит на «халтуру», на свои дела.
За разговором не заметили, как звёзды зажглись над нашими головами. И только нещадные укусы комаров, да ночная прохлада развела нас по домам.
У меня опять поднялась температура.
27 июля 1986 года, воскресенье
Решили сегодня на Егорьевский автобус не спешить, а ехать на Глуховском. Он тоже сквозной, но идёт чуть позже. Несмотря на то, что вышли не слишком рано, мы замочили ноги о высокую траву, так как стояла большая роса. Пока шли по лесной дороге от Пирово до Фёдоровки, под солнышком просохли.
На большом по сравнению с крохотным Егорьевским ПАЗиком, автобусе приехали сначала на конечную, в Глухово. Про себя я отметил, что не без основания так когда-то назвали село, теперь похожее на небольшую деревню. У меня сложилось ощущение, что мы остановились на опушке дремучего леса. Из окна автобуса видны были только деревья да сарай, в котором хранится сено.
Водитель куда-то отлучился, потом вернулся и автобус отправился в обратный путь.
В Малоярославце я купил себе журнал «Огонёк» и на той же электричке, что и позавчера, мы поехали в Москву. По дороге прочитал статью о поэте Игоре Северянине, о котором был много наслышан. Фамилия эта мелькала в книгах Маяковского, Вознесенского и Евтушенко. Почитав его стихи, открыл для себя нового поэта.
На рынке пришлось ждать полчаса, пока выдадут весы, попали на обеденный перерыв. Заметив меня за прилавком, ко мне подошла Мария Михайловна. Звала на работу. Я ей продал смородину с «походом», передал привет всем нашим и сказал, что над предложением подумаю.
Как только две корзины освободились, я взял их и отправился домой. Отец остался на рынке продавать оставшуюся смородину. Приехав домой, позвонил Анне. Сначала её не застал. Но предприняв вторую попытку, попал на её нежный голосок. Она сегодня встретиться не могла, направлялась на собеседование. О том, на какую работу собиралась переходить, умолчала Предложила встретиться завтра. Узнав, что я уезжаю в деревню, шутя, наказала: «Давай, там не „загуливай“, и как только приедешь, — звони».