Начало

Рабочий день на строительной площадке, где строители возводили новый, элитный дом со своей электростанцией, автономным отоплением, будущим супермаркетом на первом этаже и прочими новшествами, услышав о которых советские высотники пришли бы в тихий ужас, подходил к концу, и рождённый в СССР Артём Левогуков начал потихоньку спускаться по недавно смонтированным лестничным пролётам вниз. Времена меняются, и мировые империи имеют свойство распадаться, оставляя своим потомкам обретённую демократию и свободу слова. Вот только слов простых граждан зачастую недостаточно, чтобы их услышали демократические ставленники, ежедневно трудящиеся на благо государства. Плоды их неустанного труда и пожинал я в данный момент. Три года назад, после окончания

школы, я поступил в ВУЗ и проучился там целых полгода, пока не был вынужден бросить учёбу в виду того, что денег на сдачу экзаменов у меня не было, а преподаватели, быстро воспитывающиеся на рыночных отношениях, по — другому зачётов не ставили. Детство моё прошло в злыднях. Отца своего никогда в жизни не видел. Тот бросил мать ещё до моего рождения. Со стороны многочисленных родственников помощи тоже ожидать не следовало, ведь родство сегодня определяется в первую очередь шириной твоего кармана, да и кому нужны несостоятельные родственники? Я всё время боролся, барахтался среди всех несправедливостей жизни, но без материальной поддержки со стороны все мои потуги были заранее обречены на провал. Пришлось вместо учёбы идти зарабатывать себе на жизнь, чтобы иметь хоть какие — то человеческие условия существования. Без образования нормальные деньги зарабатывали только строители и я подался туда. Тяжёлый физический труд не облагораживает, как сказано в крикливом лозунге советской пропаганды. Скорее — одурманивает. Времени на развитие личности в целом не остаётся. Мозг и тело, утомлённое однообразными и монотонными движениями, работают в половину своих нормальных возможностей. Да и какая умственная работа, когда единственным желанием остаётся: добраться домой, поужинать и лечь спать. Такая работа выхолащивает человека, выжимает все соки и даже в выходной день совершенно не хочется ничего делать, организм требует отдыха. Но вариантов нет, пусть и утомляет, зато платят вполне достойно для человека без образования.

Спустившись на первый этаж и выйдя из подъезда, я направился к рукомойнику, выведенному наружу из — под земли. Холодная струя бегущей воды приятно холодила ладони. Сложив их «ковшиком», принялся умываться. Прикосновение воды к разгорячённому лицу означало, что этот рабочий день подошёл к концу и от этой мысли ежедневный ритуал становился ещё приятнее. Вытершись снятой футболкой, направился к вагончику — раздевалке. Здесь люди, обрадованные возможностью скинуть с себя робу и отправиться вскоре домой, получив таким образом малую толику свободы, находились в приподнятом настроении. Мужики как всегда обсуждали жизненно важный вопрос. На этот раз темой разговора стали люди с нетрадиционной ориентацией. Тон задавал известный шутник — Ростик.

— Вчера, значит, смотрю программу по ящику, а там про них…

— Про гомиков? — подал голос другой рабочий.

— Про них родимых. Умные и образованные люди рассказывали, что это не язва на теле нашей планеты, а просто больные люди, в детстве вследствие разных психологических травм заболевшие, значит. У меня детство тоже не сахар было, но я же не просыпаюсь в один прекрасный день с непреодолимым желанием унять зуд в одном месте?

Громкий искренний хохот приветствовал незатейливую шутку. Конечно, Ростик глубоко утрировал, но в целом был прав. Попрощавшись со всеми, я вышел из вагона новым свободным человеком, а не вьючным животным, рождённым для тяжёлого труда. Временная иллюзия обмана. Завтра такой же рабочий день, как и тысячи предыдущих. Я неторопливо шагал, а приятный мягкий ветерок лёгкими прикосновениями обдувал лицо, попутно гоняя по асфальту разный бумажный и целлофановый мусор. Проплывающие мимо лица людей, вечно спешащих по своим делам… Прогуливающиеся семейные пары, катящие с гордостью перед собой детские коляски. Гул проезжающих мимо машин и поднятая ими пыль мутным покрывалом укрывающая тротуар и ничего не подозревающих пешеходов…

Дом, вернее съёмная квартира, распахнув передо мной свои объятия, встретил тишиной.

Ради разнообразия разбросав в прихожей снятую обувь, отправился на кухню. Даже маленькие перемены, изменяющие каждодневный распорядок дня, приносили радость. Или — иллюзию радости. Чиркнув спичкой, я зажёг газовую конфорку и поставил на плиту чайник. Закурил, неспешно загоняя и выгоняя дым из лёгких. Я всегда начинаю принятие пищи с чая — это стало уже неискоренимой привычкой. Докурив сигарету и затушив её в пепельнице на столе, я собрался было достать из кухонного шкафа сковороду, как вдруг в прихожей зазвонил телефон. Выйдя в коридор, я на ходу скинул футболку и, бросив её на кресло, снял трубку.

— Да? — Ненавижу говорить алло, алё и прочие американские глупости, поэтому стараюсь использовать синонимы.

— Тёма, привет! — Звонил мой бывший одноклассник Влад. — Ну как ты?

— Нормально. Только с работы пришёл. Устал немного, ужинать собираюсь.

— Ясно. Тут вот какое дело… ты сколько получаешь на своей работе?

— Да не сильно много — две с половиной в месяц.

— Зелёными?

— Гривнами, дурилка. Кто в нашем захолустье будет платить такие деньги строителю?

— Ага. Я так и думал. Вот что хочу предложить — я сейчас работаю возле Зоны, строим какой — то исследовательский центр и пока требуются рабочие строительных специальностей. Платят в четыре раза больше, чем ты сейчас зарабатываешь, так что…

— Возле тюрьмы, что ли?

— Да нет. Ты что, ящик не смотришь? Чернобыльская Зона отчуждения. Здесь сегодня нечто неописуемое творится. Было землетрясение, правда, знающие люди сказали, что это был взрыв. Рвануло, говорят, возле Саркофага. Военной техники понаехало — тьма. Спасатели, пожарники, зеваки — короче, полный аврал. Чего я распинаюсь? Ты ящик включи и сам всё услышишь, сейчас по всем каналам экстренные новости показывают.

— Сейчас включу, погоди минуту.

— Давай.

Я аккуратно положил телефонную трубку на спинку кресла и прошёл в зал. Клацнул пультом телевизора и, перебирая каналы, нашёл новости.

— А сейчас экстренный выпуск новостей. Напоминаю, уважаемые телезрители, что спонсором нашей программы является торговая марка…

Я выключил звук, одержав тем самым небольшую личную победу над засильем рекламы на телевидении. Подождал, пока диктор опустит взгляд на бумаги, чтобы освежить в памяти новости, и включил звук.

— … Сегодня,… около… часов в чернобыльской Зоне отчуждения произошёл взрыв. Убедительная просьба к жителям близлежащих посёлков — не поддавайтесь панике, радиоактивной опасности нет, но постарайтесь как можно меньше времени находиться на открытом пространстве. Закройте форточки и ждите приезда спасателей…

…Буквально через пару часов тридцатикилометровая Зона была оцеплена правительственными войсками. Ведутся спасательные работы по эвакуации научных сотрудников…

Диктор продолжал монотонно бубнить, а я вернулся к телефону.

— Влад, ты на проводе?

— Да.

— Посмотрел. Ничего нового. Каждый день в мире происходят катастрофы и теракты. Теперь и нам «повезло».

— Вот ещё что, Тёма. Нам, в связи с последними событиями предлагают в два раза повысить зарплату — чтобы мы никуда не дёргались. Многие работники уже дали дёру отсюда. Радиофобии испугались. Ты прикинь, реальные бабки можно заработать и всё с официальным оформлением и полным соцпакетом.

— Хорош заливать. Твой соцпакет вместе с бабками не вылечат от лучевой болезни.

— Какая болезнь, Тёма! Я целый день сегодня со счётчиком Гейгера хожу — у лаборантов раздобыл — и радиационный фон даже ниже положенной нормы. Так что с этим всё в порядке — будь спокоен.

Я слушал приятеля и всё больше склонялся к мысли туда поехать. Тем более, что радиации нет, а врать Влад не будет, не такой он человек.

— Слушай, Влад, мне в любом случае надо здесь вопросы будет утрясти с квартирой и работой, так что давай завтра созвонимся, и я тебе точно скажу — поеду или нет.