Начало
Шрифт:
Меня клонило в сон, но я пару раз себя чувствительно ущипнул. Хватит. Выспался сегодня на год вперёд. От безделья в голову лезли всякие нехорошие мысли. А вдруг в городе ещё кто — то остался, кроме нас? Они наверняка погибли. За что? Почему? Что за авария произошла на ЧАЭС, по причине которой пришлось в спешке эвакуировать целый город? Много вопросов, на которые я не находил ответов, а единственный человек, который мог пролить хоть немного света на нынешние события, угрюмо отмалчивался, руководствуясь одному ему известными соображениями национальной безопасности.
Из невесёлой задумчивости меня вывел капитан.
— А ты чего в город припёрся?
— Я же говорил — меня друг предложил поучаствовать в строительстве Исследовательского комплекса. Наболтал про Серые
— Что за горы?
— А — а. — Махнул я рукой. — Это из классики, вам не понять.
— Из фэнтези, умник. Никогда не недооценивай собеседника — это иногда может плохо для тебя кончиться.
Я решил промолчать. Ловко он меня поставил на место. А с ходу и не скажешь, что человек разбирается в литературе.
— Капитан?
— Чего тебе?
— А вы поэзию любите?
Он не ответил. Пообщались, называется. Я уже собрался чуток вздремнуть, как вдруг твёрдым выразительным голосом капитан продекламировал:
— … И снова можно будет жизнь начать,
Когда тебя заочно погребут.
Мы снова сможем девочек любить,
Могилы наши зарастут травой,
А траурные марши, так и быть,
Наш старый грех покроют с головой…
Странно, но мне капитан начинал потихоньку нравиться. Хотя, если стихи написаны солдатом для солдат, то ничего удивительного, что они ему пришлись по душе. Мы нашли общую тему для разговора. Капитан на поверку оказался приятным собеседником в вопросах, не касающихся армии. И пара часов пролетела совершенно незаметно.
— Подъём, боец.
Командирский тон напомнил мне, в каком положении мы находимся. С капитаном снова произошла удивительная метаморфоза и в его тоне послышались жёсткие нотки, не терпящие пререканий. Я со вздохом взвалил на спину сумку с патронами, продев руки в лямки, превратив её тем самым в подобие рюкзака. Взял в руки автомат, и мы вышли на поверхность. Я видел по ящику кадры военной хроники, но они были в чёрно — белом цвете и смотрелись не так выразительно. На месте некоторых домов остались только груды строительного мусора. Асфальтированные улицы были сплошь изрыты выбоинами от снарядов. Битое стекло, выбитое из окон ударной волной, негромко потрескивало под нашими подошвами, а ноздри забивал тошнотворный запах палёной шерсти и пороховой гари. Везде валялись изувеченные туши кабанов. Некоторые красовались вываленными наружу внутренностями и я поспешил отвести взгляд. Пройдя пару улиц, мы вышли на центральный проспект и уставились на нечто неимоверное. Ворох мусора, осколки битого кирпича, туши кабанов — всё это неспешно кружилось в вихре, который высотой достигал второго этажа. Неподалёку от вихря поперёк улицы разлилась зелёная дрянь, которая вся исходила пузырями. Пузыри, надуваясь и приобретая желтоватый оттенок, громко хлопали, выпуская к небу лёгкие дымки тумана из своего нутра.
Я поглядел на капитана, но, похоже, тот был ошарашен не меньше моего.
— Можешь не спрашивать, — бросил он, — сам не знаю, что это такое. Но лучше держаться от него подальше.
Мы повернули назад и через несколько кварталов вышли к окраине города. Здесь бомбили меньше и большинство зданий уцелело. Нам повезло — при выезде из города справа от дороги стояла закусочная. Туда мы и направились. Желудок недовольно ныл, ехидно замечая, что неплохо бы и о еде позаботиться. Дверь была заперта, но капитан, вытащив пистолет, расстрелял всю обойму прямо в замок. Дверь медленно приоткрылась. Мы зашли в помещение и прошли к барной стойке. Оглушительно громко верещала сирена, но теперь немного поупражнялся в стрельбе я, парой коротких очередей (как учил капитан) заставив её замолчать. Пока мой товарищ искал среди пузатых бутылок что — нибудь поприличнее, я занялся холодильником. Вытащил из морозильной камеры замороженные полуфабрикаты, отдалённо напоминающие внешним видом мясные изделия, и закинул их в микроволновку на разогрев. Капитан уже колдовал с несколькими бутылками, разливая по стаканам адскую смесь. В холодильнике обнаружилась пачка томатного сока, несколько бутылок пива и сыр. Живём! Вывалив
Мы выпили и я даже не почувствовал после пережитых потрясений крепости напитка. Псевдокотлеты дозрели вовремя, о чём нас известила микроволновка мелодичным «дзинь». Капитан разлил ещё по одной порции и, повторив, мы накинулись на еду. Очень скоро наш богатый стол опустел. Ловко сковырнув ножом крышки с пивных бутылок, военный протянул одну мне. Я хлебнул прохладного пивка, закурил и почувствовал себя впервые за сутки полноценным человеком. На улице, между тем, стало совсем темно, и впору было подумать о ночлеге.
— Значит, слушай сюда, — начал капитан. Я, немного захмелев, слушал его рассеянно, но внимательно. — В ночное время суток мы никуда рыпаться не будем, а то можем попасть под пули регулярных частей. Сейчас весь периметр Зоны оцеплен и солдатам отдан приказ расстреливать всё, что пытается вырваться из кольца. Мы поступим мудрее и завтра утром двинемся на север. Там, на границе периметра, должна находиться военная часть, в которой я прохожу службу. Мне известны все слабые стороны и тем более лазейки для того, чтобы выйти к людям. Так что не дрейф, боец, прорвёмся.
Капитан допил пиво и налил себе ещё одну порцию погорячее.
— Мурлинап! — раздалось со стороны двери.
Пока я перевёл взгляд на дверной проём, капитан уже вовсю палил в ту сторону из своего пистолета. Огромная туша непонятно кого без головы на своих тонких ногах пыталась протиснуться в слишком узкий для неё дверной проём. Пули капитана не производили видимого эффекта. Мы похватали автоматы и принялись поливать уродину смертоносным ливнем. Тварь пронзительно завизжала, но убойная сила калибра 5.56 сделала своё дело. Она затихла, потихоньку оседая в дверном проёме.
— Выключи освещение, — скомандовал капитан.
В помещении стало темно, но лунный свет, заглядывающий в зарешёченные окна, позволял различать окружающие нас предметы. Капитан мягкими неслышными шагами подкрался к дверному проёму и выглянул наружу.
— Иди сюда, — тихо позвал он. Я подошёл и мы, кряхтя, стали оттаскивать убитую образину с порога. В темноте было невозможно всмотреться в неё получше, но я этому факту был даже рад. Туша сильно воняла, поэтому приходилось дышать ртом. По характерному «хеканью» было слышно, что капитан делает то же самое. Мы отодвинули труп и закрыли дверь на засов. Спиртное меня взбодрило и спать совершенно не хотелось. Капитан медленно обошёл всё помещение, проверил все тёмные закоулки, подёргал ручку на двери в подсобное помещение и, успокоившись, устроился за столом и пригласил меня к нему присоединиться. Я стал набивать патронами опустевшие рожки, а он достал из разгрузочного жилета ещё пару обойм и начал перематывать их изолентой. Я не стал задавать глупых вопросов — зачем он это делает. И ежу понятно — для уменьшения времени на смену магазина. Первому дежурить выпало мне.
Время летело медленно, но не так тягуче, как было в подвале. Я бдил, капитан похрапывал и под симфонию в его исполнении я начал потихоньку клевать носом. Из полудрёмы меня вывели подозрительные шорохи и негромкое покашливание со стороны улицы. Собравшись разбудить капитана и глянув в его сторону, я заметил, что он не спит. Шорохи прекратились, и началось негромкое постукивание по стене. Было такое чувство, что стучавший ходит вдоль неё, и на каждый свой шаг отбивает такт. Внезапно в стену сильно грохнуло. Капитан вскочил на ноги и я вместе с ним. Затем удары посыпались с нарастающей силой. Со звоном разбилась упавшая с потолка люстра. Здание страшно трусилось и в определённый момент мне показалось, что стена не выдержит. Всё неожиданно прекратилось. Мы ещё минут десять постояли, чутко прислушиваясь, но полуночный гость, похоже, пропал. Капитан меня сменил и едва я устроился на приставленных друг к другу стульях, как провалился в сон.