Нации Революционные и Реакционные

Колонтаев Константин Владимирович

Вообще, в разгар бандеровщины местные власти на Западной Украине не контролировали не только сельскую местность, но и в ночное время районные центры, за исключением тех их кварталов, где находились здания органов местной власти и местных силовых структур.

При этом, не имея в 1944-1948 годах, контроля, над примерно 90% территории Западной Украины, сталинский режим так и не удосужился объявить здесь военное или, как минимум, чрезвычайное положение и ввести комендантский час в населённых пунктах. И, при такой ситуации, в 1945 -1950 годах в сельскую местность и райцентры Западной Украины, как ни в чём, ни бывало, из восточных областей Украины и РСФСР направлялись по распределению выпускники медицинских, педагогических и культурно-просветительских высших и средних специальных учебных заведений, а также практически без охраны отправлялись геологические экспедиции.

Отправляя, таким образом на убой, в лапы бандеровцев лояльных советских граждан, сталинский режим проявлял

большую осторожность в отношении поддерживавшего бандеровцев подавляющего большинства населения Западной Украины.

Одним из самых наглядных и ярких проявлений этого стала встреча в 1949 году, во Львове, тогдашнего первого секретаря ЦК КПУ Хрущёва и представителя Министерства государственной безопасности СССР в Западной Украине генерал-лейтенанта Судоплатова.

Во время этой встречи Хрущёв, являвшийся намного более последовательным и убеждённым марксистом, чем Сталин, тем не менее предложил для борьбы с бандеровцами принять целый ряд довольно энергичных мер, а именно: введение специальных паспортов для жителей Западной Украины и массовую мобилизацию западноукраинской молодёжи на работу и учёбу в Восточную Украину, чтобы лишить бандеровцев возможности получать пополнение. В ответ на это Судоплатов, по его словам, заявил, что подобные меры лишь ожесточат местное население, а молодёжь, уклоняясь от трудовой мобилизации в восточные области Украины, побежит в леса и вольётся в повстанческое движение. (П. С. Судоплатов. Спецоперации. Лубянка и Кремль...
– с. 415.)

Думается, что Судоплатов в своих мемуарах несколько привирал, передавая этот разговор с Хрущёвым. Не настолько он был высок в тогдашней иерархии, чтобы так прямо оспаривать предложения Хрущёва. Скорее он приписал себе тот ответ, который последовал на предложение Хрущёва из Кремля. Но, тем не менее, всё это звучит крайне показательно.

В результате, подавить бандеровское движение удалось не военной, а финансовой силой. Дело в том, что, отступая летом 1944 с территории Западной Украины, немцы оставили бандеровцам не только громадные запасы оружия, боеприпасов и продовольствия, обмундирования, бумаги и типографского оборудования, но и, что самое главное, громадные денежные средства - около 50 миллиардов тогдашних советских рублей. Именно эти деньги помогли существовать бандеровскому движению в 1944 - 1948 годах в условиях почти полной изоляции от Запада и от его помощи.

Решающая роль этих денег в выживании бандеровского движения в 1944 - 1948 годах свидетельствует также и о том, что в сталинском СССР этого периода отсутствовал не только социализм (в котором крупные суммы наличных денег невозможно использовать негосударственным структурам), но и всеобъемлющая государственная собственность, так называемый государственный капитализм. Но, при этом очевидно, имели место довольно развитые рыночные отношения, без которых, например, Шухевич вряд ли смог бы регулярно лечиться на одесских курортах, а его телохранительница - снимать номер в московском "Метрополе".

В результате бандеровское движение постепенно пошло на спад, начиная с конца 1948 года, но не в результате операций МГБ, МВД, внутренних войск, а в результате проведённой в СССР в декабре 1947 денежной реформы. В ходе этой реформы какую-то часть старых рублей бандеровцам удалось обменять на новые, но основная масса их денежных капиталов превратилась в никому, не нужные груды бумаги. Лишившись финансирования в прежних объёмах, бандеровское движение начало хиреть и распадаться под ударами органов госбезопасности СССР.

Ну, что можно сказать по поводу всего вышеприведённого? Только вспомнить слова известного русского революционного мыслителя XIX века Д. И, Писарева, дававшего следующую характеристику либералам, которая вполне применима и марксизму, как разновидности левого либерализма: "Они были очень довольны собой, противоречия их не смущали. Они, то отвергали принцип, но допускали его последствия, то отвергали последствия, но допускали принцип". Далее Писарев показывал ещё один показатель либерализма, когда провозглашаемые либералами принципы начинают вдруг давать неприятные для них результаты: "Тогда либералы закричали караул и кинулись под защиту полицейского сержанта". (Д. И. Писарев. Избранные философские и общественно-политические статьи.
– М.: Госполитиздат, 1949.
– С. 605, 608-609.)

А теперь - ещё одна цитата из Писарева, о политике - либерале и о либерализме вообще, как левом, так и правом. И пусть читатель сам посмотрит, насколько Сталин и его режим подходят под даваемое в ней определение.

Эта цитата из работы Писарева "Идеализм Платона": "Когда говорят о Платоне, то всякий развитый человек понимает, что от него нельзя требовать того, что мы требуем от любого современного студента. Но, признавая его сыном своей эпохи, мы не можем относиться с почтительностью и вежливостью к его нравственным и политическим теориям. Платон захватывает в своих исследованиях такие вопросы, которые постоянно на очереди и которые каждое поколение решает по-своему. Платонизм есть религия, а не философия, вот почему он под различными наименованиями живёт и теперь. На всех сочинениях Платона лежит печать самой фантастической и, в то же время, спокойной веры в непогрешимость своей мысли и в действительность вызванных ею призраков. Пока Платон остаётся в сфере отвлечённой

мысли или, вернее, свободного вымысла, он является чистым поэтом. Когда он входит в область уже существующего, он становится доктринёром. Доктринёрство Платона идёт вразрез с действительностью и даже собственным жизненным опытом. Платон не смотрит на то, что даёт жизнь, он не ощущает естественных стремлений человеческой природы. Да и к чему её изучать? Абсолютная истина, в существование которой он верит, находится в тех сферах, куда может залететь только пылкое воображение, но куда не приведёт критическое исследование, основанное на изучении фактов. Вследствие этого Платон говорит, нужно думать так-то, делать то-то, стремиться к тому-то. Эти приказания отдаются человечеству с высоты философской мысли и не допускают никаких комментариев, возражений, и требую безусловного повиновения. Черты народного характера, коренные свойства человеческой природы возмущаются против этих указов Платона, но это нисколько не смущает гордого мыслителя, упоённого созерцанием своих теорий. Всё, что несогласно с его инструкциями, признаётся ложным, случайным, незаконным, препятствующим общему благу всего человечества. Не будучи в состоянии внести строгое единство даже в мир собственной мысли, он хочет подчинить неизменным законам все явления человеческой жизни. На место живого развития жизни Платон хотел поставить неизменное и неподвижное создание своей мысли. Колоссальные ошибки в области отвлечённой мысли происходят от сознательного презрения к свидетельствам опыта. Стремясь вынести истину из глубин духа вместо того, чтобы рассмотреть и изучить её в конкретных явлениях, Платон не понял, что, пренебрегая опытом и конкретными являниями, нельзя понять истинного смысла исторической и государственной жизни. Он взялся за решение практических вопросов, не умея их даже поставить как следует. Его попытки в этой области слабы и несостоятельны, они распадаются от малейшего соприкосновения с критикой. В этих попытках нет ни разумной любви к человечеству, ни уважения к отдельной личности, ни единства цели, ни нравственной высоты идеала. Платон даёт обществу такое устройство, которое делает невозможным не только существование идеала, но даже стремление к нему. Пресловутый идеал Платона поэтому есть игрушка праздного воображения. Демократическая форма правления ему противна как человеку, считающему себя неизменно выше массы по умственному и нравственному достоинству. Платон прямо высказывает убеждение, что если нужно согласие масс народа, то никакие самые благоразумные учреждения не могут быть никогда приведены в действие. Сознающий свои обязанности правитель должен поступать с зависимыми от него людьми как благоразумный врач, не спрашивающий их согласия на даваемое им горькое, но полезное лекарство. Платон не мог считать, что большинство народа будет покорно терпеть власть мудрецов, а поэтому для своего государства он предусматривает отдельное сословие воинов, которые не столько бы защищали государство извне, сколько бы поддерживали порядок внутри него. Поэтому Платон, запрещая ложь частному человеку, допускает обман как средство управления в руках властителей. По понятиям Платона, со стороны правителей не существует обязанностей по отношению к подданным. Обман, насилие, произвол допускаются как средства управления. Законы нравственные, обязательные для частных лиц, теряют обязательную силу для государственных деятелей. Они должны быть мудрыми, но право судить об их мудрости предоставляется одному только богу. Сумасброднейшие деспоты, к счастью для своих народов, не были философами. Они казнили людей для развлечения, но, по крайней мере, они не старались систематически развращать своих сограждан. Просвещённые деспоты оказывали на своих подданных сознательное влияние. Им, как и Платону, были ненавистны критика и сомнения. Нравственной опорой им, как и Платону, служила вывеска народного блага, материальной поддержкой служило войско. Эти правители, подобно мудрецам идеального государства Платона, считали себя людьми, призванными быть воспитателями и врачевателями неразвитого и больного человечества. Принцип, проведённый Платоном в его трактатах о государстве и законах, является основой европейской цивилизации". (Д. И. Писарев Избранные философские и общественно - политические статьи...
– С, 39, 42, 45-46, 60, 63-66.)

Заключение. О том что интернационализм уместен только в отношении к интернационалистам, а национализм к националистам

Подводя итог всему вышеизложенному, можно отметить, что по настоящему социалистического тоталитарного государства, о котором думал ещё в своё время Пётр I, называя его "регулярным государством", в СССР никогда ещё не было. Попытка его создания в СССР, в 1917-1920 и в 1937-1938 годах потерпела неудачу.

Причина этой исторической неудачи, заключалась именно в том, что в теле русского коммунизма (большевизма), оказалось слишком много вирусов европейского левого либерализма в виде марксизма и более поздней его разновидности - троцкизма. И если троцкизм удалось преодолеть и уничтожить, то марксизм не только остался, но и его продолжали объявлять одним из краеугольных камней официальной идеологии в СССР.

Этого всего не произошло бы, если бы были сохранены те основы русского коммунизма, которые заложили в 18 веке Десницкий и Радищев, развивали в 19 веке левые декабристы во главе с Пестелем, а затем Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Писарев, Ткачёв, Салтыков-Щедрин, Некрасов. Но, откат от этих тенденций начали ещё в 60-70-е годы 19 - го века народники, позаимствовавшие на Западе в качестве философской основы своей идеологии либеральную философию позитивизма Конта и аналогичную социологию Спенсера.