Национальный предрассудок
Шрифт:
Наутро после бури, когда люди смогли наконец выглянуть наружу, город являл собой, прямо скажем, печальное зрелище; хотя лондонцы, надо полагать, ожидали, что разрушения будут весьма значительны, едва ли хоть один человек, воочию увидев то, что произошло, поверил своим глазам.
Улицы были усыпаны таким толстым слоем битой черепицы и щебенки, дома с сорванными крышами являли собой картину столь безотрадную, что было ясно: всего шифера в округе пятидесяти миль не хватит, чтобы привести в надлежащий вид хотя бы малую часть домов.
Об этом свидетельствовало хотя бы то, что после бури цена на шифер взлетела с 21 шиллинга за тысячу плиток до 6 фунтов, на черепицу – с 50 шиллингов за тысячу до 10 фунтов; что же касается стоимости одного рабочего дня каменщика, то она возросла до 5 шиллингов. И хотя цены вскоре упали, произошло это не потому, что спрос был удовлетворен, а по следующим двум причинам.
Во-первых, цена была столь несообразно велика, что и хозяева домов, и съемщики терпели равную нужду. Огромное число зданий всю зиму простояло без крыш, а их жители вынуждены были мириться с сыростью и холодом, каковое положение сохраняется и по сей день, когда
Во-вторых, все те, кто посчитал необходимым покрыть свои дома крышами, но был не готов платить огромную цену за черепицу, клали крышу из дерева в надежде, что цены в скором времени снизятся и тогда можно будет крышу перестелить. Вот почему мы и по сей день видим в Крайст-Черч-Хоспитале, в Тампле, в Аскс-Хоспитале, на Олд-стрит, в Хоксден-скверз и в тысяче других мест целые ряды зданий, крытых сосновыми досками. Из-за отсутствия шифера настилать крыши домов из сосны будут, надо думать, никак не меньше года, а то и двух.
По этим двум причинам торговцы шифером вынуждены были продавать свой товар по более умеренным ценам. И тем не менее, сколько бы шиферной плитки ни произвели за лето, наверняка не удастся восполнить тот урон, что был нанесен домам как в городе, так и за его пределами, в окружности десяти миль. <…>
Достопочтенный сэр,
в соответствии с Вашей просьбой, посылаю Вам подробный отчет о повреждениях, причиненных нашему приходу недавней бурей, а поскольку более всего пострадала наша приходская церковь, то начну с нее. Утрата наша тем более велика, что церковь отличалась немалой красотой; это большое и благородное здание, облицованное снаружи и внутри тесаным камнем причудливой отделки и состоящее из величественного купола посредине и двух приделов, протянувшихся из конца в конец на весьма значительное расстояние. В храме имеется также двадцать восемь окон, украшенных разнообразными и многоцветными витражами, от которых не могли оторвать глаз многие пытливые путешественники. Знаменита наша церковь не только витражами, но и красотой и изяществом своих скамей, а также напольными плитами – щедрым даром набожного и достойного джентльмена Эндрю Баркера эсквайра, недавно скончавшегося, владельца этих земель. Таким образом, с учетом всего вышесказанного, храм наш ни в чем не уступает, а может статься, и превосходит любую приходскую церковь во всей Англии. Более всего от разбушевавшейся стихии пострадал центральный витраж размером около 15 футов в ширину и 25 футов в высоту, с изображением Судного дня; витраж этот является столь выдающимся произведением искусства, что недавно за него давали 1500 фунтов, от которых, несмотря на столь соблазнительную цену, прихожане из благородства отказались. От верхней части этого окна, прямо над головой нашего Спасителя, сидящего на радуге и упирающего ноги Свои в земную твердь, ничего не осталось, а обе створки, особенно левая, пострадали столь сильно, что, по предварительным подсчетам, уничтожена была по крайней мере четвертая часть всего окна. Ничуть не меньше пострадало еще одно окно на западной стороне храма, слева от центрального, размером около 10 футов в ширину и 15 футов в высоту. Его верхняя половина, за исключением одного каменного средника, уничтожена полностью. Будь это обыкновенное стекло, мы смогли бы быстро подсчитать, в какую цену обойдется нам его восстановление; однако утрата наша оттого так велика, что краска на этих двух витражах, как, впрочем, и на всех остальных, наносилась не с внешней, а с внутренней стороны стекла, – а потому, если искусство это, как принято считать, ныне утеряно, потеря витража поистине невосполнима. Нанесены нашей церкви и другие повреждения, каковые, пусть они и не столь велики, как вышеназванные, не менее красноречиво свидетельствуют о чудовищной силе ветра, который сорвал с купола три свинцовых листа, смяв их, словно то был не свинец, а бумага. С крыши крыльца ветром сорвало бельведер и два парапета, однако упали они с небольшой высоты, а потому, чтобы водрузить их обратно, больших расходов не понадобится. Таково положение дел в нашей церкви. Урон был нанесен, разумеется, и жилым домам, однако, благодарение Господу, у нас последствия бури были не столь ужасны, как во многих других местах: с крыш рухнули несколько труб, слетела черепица, но ни убитых, ни раненых не оказалось. Больше всего пострадали бедняки – ведь их дома крыты соломой… впрочем, вдаваться в эти подробности, как мне кажется, вовсе не обязательно, да и обременительно. И еще одно любопытное обстоятельство: в пятницу 26-го, на следующий день после бури, примерно в два часа пополудни, совершенно неожиданно в небе сверкнула молния, вслед за которой раздался короткий, но оглушительный раскат грома, напоминающий артиллерийский залп; молния угодила в совсем еще новый, крепкий дом в самом центре нашего города, раздробила две трубы, расплавила свинцовый наличник на верхнем окне и так напугала хозяйку дома, что та лишилась чувств – по счастью, ненадолго.
К вышесказанному мне более присовокупить нечего, если не считать падения нескольких деревьев и скирд сена, что, впрочем, происходило и в других городах, не только в нашем. А потому завершаю сие затянувшееся повествование и остаюсь, сэр, Вашим покорнейшим и преданным слугою
Фэрвордшир,
январь, 1704 года
Нижеследующие письма, хоть они и отличаются непритязательным стилем, написаны правдивыми, бесхитростными и наблюдательными людьми, которые заслуживают всяческого доверия.
Сэр,
В ответ на Вашу просьбу дать Вам по возможности подробный отчет о том, что произошло вследствие недавно пронесшейся ужасающей бури, привожу Вам письмо моего брата, акцизного чиновника из Эксбриджа, что находится на западе нашего графства Сомерсет. Вот что он пишет: «Об ураганном
В Чеддере, близ Эксбриджа, сильно пострадали яблони, дома и прочая недвижимость, однако гораздо любопытнее происшествие совсем иного рода. Произошло оно, впрочем, раньше, чем началась буря. На свадьбе некоего Томаса Маршалла Джон, отец вышеупомянутого Томаса, сильно, как и все прочие, напившись, грубо обругал кошку, которая что-то стянула с его тарелки, нагнулся, чтобы ее схватить, – и скончался на месте.
В Брутоне также случилось событие весьма примечательное. Джон Дайсер, житель этого города, провел ночь, когда началась буря, в амбаре некоего Джона Селлера. От ураганного ветра крыша амбара провалилась, но Дайсеру повезло: если бы не приставленная к крыше лестница, стропила рухнули бы прямо ему на голову. Счастливо избежав смерти, вышеназванный Джон Дайсер пролез в пролом крыши и спасся, почти совсем не пострадав. <…>»
В Уинкентоне произошло следующее. Из тридцати шести вязов, росших в ряд перед домом миссис Гэппер, ветром повалило тридцать пять; некий Эджхилл из того же города отправился было вечером на покой, однако, услышав, как скрипят под напором шквального ветра стены его дома, едва успел выбежать вместе со всей семьей за дверь, как крыша дома тут же и провалилась. Мало того, ветер сорвал с детей Эджхилла головные уборы и унес их в неизвестном направлении.
В Эверкриче, в трех милях от Брутона, в ночь, когда разразилась буря, в сарае некоего Эдмунда Пини укрылась нищенка; промокнув накануне до нитки, она упросила вышеозначенного Пини дать ей приют. Оказавшись в сарае, она развесила сушиться одежду, а сама легла на солому. От сильнейшего ветра крыша сарая провалилась, и бедная женщина чудом осталась жива. С превеликим трудом она, почти совсем голая, выбралась через пролом в крыше и, ковыляя от полученных ушибов, добралась до дома Эдмунда Пини; каковой Пини вместе с женой одели нищенку во что попало, покуда не удастся извлечь из сарая ее одежду. Надо сказать, что Эверкрич сильно пострадал, многие дома были разрушены, однако история эта слишком длинная, чтобы ее здесь излагать.
В Бэткоме, к востоку от Эверкрича, как уже говорилось, было также немало разрушений. Ветер сорвал крышу дома, где в одиночестве проживала вдова Уолтер, и унес ее корсаж, который так отыскать и не удалось; вся семья вдовы чудом уцелела, а вот местная церковь пришла от урагана в полную негодность. <…>
Странная история приключилась в Батли, в восьми милях от Брутона. С неким Поупом и его семьей, и прежде всего с его сыном, давно уже творились необычные дела, а именно: пролежав несколько часов при смерти, мальчик пришел в себя и рассказал отцу, а также соседям, будто кто-то из жителей города, считавшихся людьми нечестивыми, схватил его и унес невесть куда. История эта была столь удивительна, что слушать ее приходили тысячи людей, а потому рассказывал ее младший Поуп по многу раз в течение года. Когда же случилась буря, пострадали, по словам соседей, все дома в округе, кроме дома вышеназванного Поупа, каковой дом, как поговаривают, был заколдован против ветра и остался в целости и сохранности. Если же у Вас есть желание узнать об этом происшествии подробнее, я расспрошу о нем у других жителей города, ибо в те дни происходило немало таинственных, неслыханных историй, свидетелем чему может служить
Ваш покорный слуга
P. S. Город наш находится в столь глухом месте, что ближайшей почты не сыскать и за десять миль, – в противном случае я писал бы Вам куда чаще <…>.
Сэр,
смею надеяться, что Вы пребываете в добром здравии, мы же все находимся на грани гибели и ждем с минуты на минуту, что окажемся под водой. У нас здесь сильнейший шторм, и шторм этот униматься не собирается. Накануне затонул стоявший в непосредственной близости от нас фрегат «Мэри» с адмиралом Бьюмонтом и с более чем пятьюстами моряками на борту; пошли ко дну и «Нортумберленд» со всей командой, состоящей из пятисот человек, и «Неприступный замок» вместе с пятьюстами душами, и «Реставрация». Корабли эти находились от нас совсем близко, и я был свидетелем: денно и нощно бедняги палили из пушек, прося о помощи, однако шторм свирепствовал с такой силой, что не выжил никто. «Шрюсберри», на котором находились мы, сломал два якоря, прежде чем, благодарение Всевышнему, нам все же удалось, бросив самый большой, становой якорь, удержаться в 60–80 ярдах от берега, на который нас неудержимо несло безжалостным ветром. В эти часы все мы молили Создателя простить нам наши прегрешения и спасти нас или же раскрыть перед нами райские врата. Если бы не становой якорь, все мы давно бы лежали на дне морском, и я смиренно благодарю Господа за Его милосердие, нас спасшее. Серьезные повреждения получили корабль капитана Фэнела, а также три госпитальных корабля: одни раскололись пополам, другие затонули, большинство людей погибло.