Над бездной
Шрифт:
– Она лежит рядом со мной и величиной не больше грецкого ореха. Но при этом она существует, она реальна. И пока она моя. Я – единственное, что у нее есть, а у меня завтра дежурство в офисе и спаренные часы на следующей неделе, поскольку необходимо работать еще и за Мару. И это не говоря уже о том, что у меня пять дежурств в госпитале и очередной забег в Маунт-Корте – все на следующей неделе. Что мне делать?
Энджи все еще пыталась переварить факт появления ребенка.
– Слушай, а ведь Мара, скорее всего, не знала, что
– Она знала. Представитель агентства разговаривала с ней в понедельник.
– Тогда как же она могла покончить с собой? Ведь ей так хотелось удочерить ребенка. Она считала это своим спасением, своим спасательным кругом. Что же произошло?
– Я не знаю! – выкрикнула Пейдж.
– Почему же она не сказала, что ребенок уже в пути?
– Представления не имею! – ответила Пейдж, вновь срываясь на крик.
Слова ее полились на Энджи, как из рога изобилия. Она напомнила подруге, как часто Мара говорила о том, что она неудачница, что ей вечно не везет – в противовес рассуждениям о «спасательном круге». Энджи решила, что подобные рассуждения со стороны Мары выглядели скорее как шутка. А может быть, и нет.
– Возможно, всему виной ее суеверие. Возможно, она боялась говорить нам о приезде девочки, потому что не хотела сглазить.
– Напрасно она так. Обмолвись она хоть словечком, мы бы хоть как-то к этому подготовились.
– Это в том случае, если бы мы знали о ее планах самоубийства.
– Даже если бы не знали. Она была просто обязана рассказать нам о ребенке. Ведь мы считались ее подругами. Она непременно должна была сообщить нам, когда приезжает девочка. Она должна была поставить нас в известность о своем кризисном состоянии, о том, что она принимает валиум.
– Я выезжаю к тебе, – неожиданно сообщила Энджи. – Дай мне пять минут, чтобы закончить дела дома, и жди.
Пейдж прерывисто дышала в трубку.
– У меня все в порядке. Тебе незачем ехать.
Но Энджи все-таки решила поехать. Пытаясь повернуть жизнь в привычное русло, она тем не менее не могла отделаться от мыслей о Маре. Она никак не могла забыть, какое ужасное впечатление произвела на нее та черная глубокая яма в земле, в которую сегодня утром опустили гроб с телом Мары. Она продолжала спрашивать себя, все ли она сделала, чтобы предотвратить несчастье, и вот теперь, хотя она и помыслить не могла, что и Пейдж была на грани самоубийства, Энджи решила не рисковать.
Она хотела поговорить с Пейдж.
И она должна была увидеть ребенка.
Бен лежал, распростершись на диване, и переключал телевизор с одного канала на другой. Его альбом для набросков находился рядом, на случай, если вдруг он наткнется на что-нибудь стоящее, что можно увековечить с помощью карикатуры. Энджи, впрочем, знала, что это скорее привычка, чем серьезное занятие. Он смотрел на все отсутствующим взглядом, и было ясно, что он ни на чем не может сосредоточиться. Смерть Мары потрясла
Энджи попыталась вывести его из этого состояния.
– Милый, я собираюсь навестить Пейдж. Помнишь ту маленькую девочку, которую Мара хотела удочерить? Она из Индии. Так вот, ее сегодня привезли. Сегодня – не понимаешь? Пейдж взяла ее к себе.
Отсутствующий взгляд Бена сменился удивлением, хотя это никак не выразилось в его поведении.
– Ее ждали только через несколько недель.
– Так говорила Мара. Но девочка уже здесь, и по голосу Пейдж я поняла, что подруга в панике.
– Пейдж умеет заботиться о детях. Она педиатр.
– Когда дело касается собственных чад, педиатры теряют голову больше, чем кто-либо другой.
– О тебе такого не скажешь.
– Но я исключение. Кроме того, я же не работала четыре года и целиком могла посвятить себя Дуги. И у меня есть ты. У Пейдж нет мужа, который мог бы помогать ей, пока она занимается воспитанием ребенка. Бен решил отбросить в сторону недомолвки.
– Она что, решила оставить девочку у себя?
– Не знаю. Я выясню, когда съезжу к ней.
– А сама-то ты за или против?
– Я – сторона нейтральная. Я просто послушаю, что мне хочет сообщить Пейдж.
Бен резко приподнялся на диване и сел. Его взгляд снова скользнул по экрану телевизора. Энджи знала, что муж сердится. Он сердился на Мару, так же как, впрочем, и Энджи. Для них ее смерть выглядела как бессмысленная потеря человеческой жизни. Не говоря уже о том, что они лишились преданного друга и опытного врача.
– Я пойду и скажу Дуги, что уезжаю, – тихо проговорила Энджи. – Сделай мне одолжение, если зазвонит телефон, постарайся снять трубку сам. Если будут звонить из клиники, пусть перезвонят Пейдж. Если же это будет Мелисса, проследи, чтобы он разговаривал не слишком долго.
– Почему бы и нет? Похороны сильно сказались на его нервах. Было бы неплохо, чтобы парень чуточку развеялся. Кроме того, сегодня пятница. Завтра ему не надо идти в школу.
– Неужели ты не понимаешь, что у него роман, а ему всего четырнадцать?
– Самый подходящий возраст, чтобы потрепаться с девчонками по телефону.
– Кстати, о твоем смокинге, – напомнила Энджи мужу. – Тебе следует сходить на чердак и принести его сюда. Если он сидит не так, как прежде, то его завтра же надо отнести к портному.
Бен поудобнее устроился на диване.
– Церемония награждения состоится только через шесть недель.
– Совершенно верно, – заметила Энджи, стоя в дверях, – но в последний раз ты надевал его шесть лет назад. Даже если он сидит хорошо, вполне возможно, что он вышел из моды или потерял вид. В таком случае нам придется купить новый. Когда ты получишь эту награду, то станешь настоящей знаменитостью. – Энджи гордилась своим Беном. Он был талантливым карикатуристом. – Хочу, чтобы ты выглядел лучше всех.