Над горой играет свет
Шрифт:
Я сидела за кухонным столом, ждала тетю.
Она вернулась с полным пакетом продуктов.
— Этот тип не стоит таких забот. — Поставив пакет, она вытащила из холодильника бутылку и нашвыряла в огромный стакан льда. Проглотив полстакана, сказала: — Ух, так-то лучше, греет тело и душу. — Она допила и налила второй.
Она жарила цыплят, делала пюре и вишневый пирог, при этом тетя притоптывала под радио, ее зад под широкими, как у матросов, штанами трясся в такт музыке, будто гора из желе. Я зажимала рот рукой, чтобы не прыснуть, иначе
Я смотрела на тетю, пытаясь представить, что чувствуешь, когда кладешь цыплят в шипящее масло, следишь, чтобы ровно легли на сковороду. Когда толчешь картошку, добавляя масло и сливки, мнешь ее, мнешь, чтоб получилось гладкое месиво. Что испытываешь, раскатывая тесто и укладывая на него фрукты и орехи или выдавливая крем. На кухне тетя Руби бывала довольно милой, и готовила она вкусно. И как это у нее получалось? Пирог всегда ровный и пышный, цыплята с золотистой корочкой, ни одного подпаленного пятна. Очень хотелось научиться от нее всем этим премудростям, ради папы. Но она не позволяла ей помогать, совсем как мама. Мне доверяли только мытье посуды.
Когда цыплята были готовы, тетя открыла заднюю дверь и позвала дядю Арвилла и Мику. Они не ответили, и тетя сжала губы, если бы их уголки не были постоянно подняты, то получилась бы ровная линия.
— Ну и где эти бестолочи, а?
Настроение у тети менялось так же быстро, как у нашей мамы. Когда она была настроена миролюбиво, то даже учила меня строчить на своей зингеровской швейной машине. Тетя говорила, что все себе шила сама, со школьной скамьи. А еще она учила меня правильно складывать полотенца. Похлопывая по сгибам, заодно посвящала меня в секреты женской красоты. Лицо хорошо мазать яичным белком, а кожу головы майонезом и сырыми желтками. Когда тетя бывала трезвой, я любила ее слушать, только не про маму, будто мама такая-сякая, а тетя сама праведность.
Накрыв цыплят крышкой, она посмотрела на меня заговорщицким взглядом из серии «между нами, девочками».
— Мужчины всегда творят что хотят. Имей это в виду, девочка. Запомни, что тетя тебе сказала.
Я кивнула.
— Да, запомни. И еще учти, что все мужчины дураки, ослы и те их умнее. Никогда не позволяй мужику брать над собой верх, слышишь? Тетя Руби знает мужиков как облупленных.
Она высоко вскинула бровь, казалось, эта бровь сейчас заползет под волосы.
— Мамаша твоя могла бы тебя просветить насчет этих паразитов. Тебе ровесница была, а уже то один на ней, то другой.
Я выглянула в заднюю дверь, поискала глазами Мику.
— Будешь такой же, как мамочка: бряк на спину, и блядовать с кем ни попадя, до самого этого чертова Второго пришествия. Никто и не спросит, нужно ли тебе это дело. — Она ущипнула меня за щеку. — Даже как-то тебя жаль. — На этом ее сердоболие иссякло, и она потребовала: — А теперь жми за своим настырным братцем и моим недоделанным мужем, пусть идут ужинать. Я тут потела, надрывалась, иди!
Я пошла к двери.
— И
Я двинулась в сторону леса, звала Мику, кричала во все горло. Не хотелось, чтобы брата опять оставили без ужина. После стряпни тети Руби всех тянуло в сон, все успокаивались, даже сама тетя. Я собралась крикнуть еще раз, но вдруг сверху донесся шепот Мики:
— Ви, я тут.
— Тут где?
— На дикой яблоне.
Зашуршали ветки. Я задрала голову и увидела ноги, свисающие с толстого сука.
— И что ты там делаешь?
— Прячусь.
— Слезай, а то тетя Руби взбесится.
— Я сейчас.
Он спрыгнул на землю.
— Почему ты прячешься? — спросила я.
— Не знаю, как это сказать.
— Тетя Руби велела идти сейчас же. Скорее. — Я потянула его за руку, потом подтолкнула, но Мика упирался. Я негодующе закатила глаза. — Да идем же.
Мика был каким-то серым, я ни разу не видела его таким.
— Мне плохо, Ви. Тошнит. — Он схватился за голову. — Есть совсем неохота.
— Тетя Руби велела. — Я снова его подтолкнула. — Сказала, чтобы я позвала тебя и дядю Арвилла. Чтобы сейчас же шли ужинать.
Он посмотрел на сарай.
— Его позвать не получится.
— Ты, что ли, совсем глупый? Мы постучимся в дверь.
— Он тебя не услышит.
— Значит, нам опять влетит? — У меня задрожала верхняя губа, и я прикусила ее.
— Наверное, влетит, — шепотом сказал Мика.
— Ми-и-ик, что же нам теперь делать? А? — Я сильнее прикусила губу, до крови.
— Скажи тете Руби, что дяди нет, ладно?
— Но как же я…
— Так и скажи! — Он оттолкнул меня, отбежал к опушке леса и резко наклонился.
Изо рта его хлынула струя, а у меня внутри все обмерло, свело от холода. Я пошла было к Мике, потом развернулась и бегом назад, к тете, потом передумала и направилась к сараю, оттуда доносились звуки кантри, веселые ковбойские песни, это орал радиоприемник. Я толкнула дверь, она была заперта. Меня охватило тревожное предчувствие. Сарай манил какой-то зловещей непонятностью, все настойчивее. Тут в голове зазвучал бабушкин голос: «Уходи отсюда! Немедленно!»
Я обернулась к Мике, хотела определить, слышал ли он бабушку, и увидела, что он идет ко мне, волосы дыбом, а губы твердят:
— Нет, Ви, не надо.
Я подбежала к задней двери и сквозь сетчатую створку, защищавшую проем, сказала то, что велел Мика:
— Дядя Арвилл к ужину не придет, у него заперта дверь.
Тетя тут же распсиховалась и, выкрикивая разнообразные ругательства, побежала к сараю. Мика посмотрел на меня огромными, как нашлепки на автопокрышках, глазами.
Тетя Руби достала из-под камушка ключ, отперла сарай и вошла внутрь.
Бабушкин голос успокаивающе мне нашептывал: «Все будет хорошо, все будет хорошо». Холод внутри отпустил, я постепенно согрелась и схватила Мику за руку, чтобы он тоже успокоился и не трясся так.