Над обрывом

Вернер Маркус

— Меня интересует еще кое-что, — сказал я, — а именно история с зонтиком Гессе. Что в нем произвело такое большое впечатление на вашу жену?

Он тоже задавал себе этот вопрос, сказал Лоос, тем более что в зонтике не было ничего особенного — обыкновенный черный мужской зонт, точно такой же, как у него самого и у миллионов других людей. Это было непонятно не только ему: позднее, в номере отеля (они ночевали в «Бельвю») его жена тоже пыталась в этом разобраться. У него, ее супруга, сказал он ей тогда, тоже есть зонт, не имеющий, однако, для нее никакого значения, а вот перед зонтиком Гессе она стояла как перед святыней. Не хочет ли она объяснить, что так восхищает

ее в этом зонтике? Она улыбнулась и напомнила, как они однажды посетили музей Фрейда в Вене. Там была выставлена сигара, которую Зигмунд Фрейд когда-то начал было курить и бросил. И в отличие от своей жены он, Лоос, смотрел на эту сигару молитвенным взглядом. Ему пришлось признать правоту жены, поскольку эта сигара тогда действительно его взволновала. На этом тема была исчерпана. Потом, в постели, жена прочитала ему стихотворение. Напечатанное на листе бумаги обычного формата, оно было выставлено в музее Гессе и очень ее заинтересовало. Две строки из этого стихотворения она прочла трижды, так что он запомнил их наизусть.

При каждом новом зове жизни сердце наше

Должно готовым быть к прощанию и новому началу.

Когда жена спросила: «Не правда ли, это прекрасно?», он спросонья бестактно заворчал, после чего она погасила свет.

Для меня было приятным сюрпризом, что Лоос умеет не только рассуждать и спорить, но еще и рассказывать, и то, что до сих пор он рассказывал о своей жизни так мало, дало мне повод задать вопрос: интересно ли ему работать в школе и нравится ли преподавать?

— В классе я чувствую себя на месте, — сказал он, — а вот за его дверьми бесчинствует злой дух, ведь за последние годы школа почти повсюду оказалась в когтях педагогически безграмотных чиновников. Однако сейчас, во время нашей прогулки этой тихой ночью, всякое дальнейшее упоминание о трагедии школы категорически воспрещается.

Мы замолчали и не произнесли ни слова, пока не поднялись по серпантину немного выше и не достигли плато Коллина д’Оро. Звезды исчезли за облаками, подул ветер.

— О чем вы думаете? — спросил Лоос.

— Ах, — сказал я, — я как раз пытался вспомнить, когда именно расстался с приятельницей, о которой вам рассказывал.

— Да, — произнес он, — вам пришлось напрягать память. Но так ли уж это важно?

— Вообще-то нет. Только мне вдруг пришло в голову, что моя приятельница, которая тоже отдыхала в «Кадемарио», могла встретиться с вашей женой — если они находились там в одно время.

— Моя жена была там всего пять дней, до одиннадцатого июня прошлого года, если вам это поможет.

— То есть послезавтра исполнится ровно год?

— Да, — сказал он тихо, — в воскресенье, в Троицын день, будет годовщина этого несчастья.

Я не решился еще раз спросить, как это произошло, только подумал, что, случись это при Валери, которая прожила в «Кадемарио» три недели, я наверняка услышал бы от нее эту печальную историю, — конечно, если она была знакома с женой Лооса.

Когда мы были недалеко от Бегоньо, упали первые капли дождя. Молния осветила спящую деревню, цикады замолкли, а после раската грома я посоветовал Лоосу сейчас же вернуться. Нехорошо прерывать начатое, возразил он, к тому же между молнией и громом прошло добрых шесть секунд. Если разделить это число на три, то можно вычислить, насколько далеко от нас гроза. Целых два километра. Так что поворачивать назад он не собирается. Но он был бы рад, если б мог побыстрее отлить.

— Мне тоже давно надо, — сказал я.

Мы встали на обочине дороги, метрах в двух друг от друга. Я

рассказал, что недавно мне в моей практике попался один мужчина, желавший развестись. Жена выдрессировала его так, что писать ему разрешалось, только сидя на унитазе — чтобы не набрызгать кругом. И теперь, после четырехлетнего послушания, мой клиент вдруг посчитал такую мелочную тиранию причиной для развода. Лоос на удочку не попался, он что-то напевал про себя. У меня впервые появилось желание перейти с ним на «ты».

— Что вы напеваете? — спросил я.

— «О, как прекрасен этот мир», — ответил он. — Песня Шуберта. Любимая песня моей жены.

— Пожалуй, я начинаю понимать, — сказал я. — Вы смотрите на мир по-своему, не так, как она.

— Верно. Мы гармонично дополняли друг друга.

— И что же? Неужели эту гармонию никогда не нарушал спор? — спросил я и застегнул «молнию».

— Такие случаи я помню наперечет. Занятнее всех был последний, с парнем, который подсовывал банки.

— Подсовывал банки?

— Банки из-под маринованных огурцов, — сказал Лоос, тоже застегнув штаны. — Это могло бы вас заинтересовать как юридический казус. В отделении для пакетов нашего почтового ящика, которое раньше называлось отделением для молока, в один прекрасный день оказалась пустая банка из-под огурцов. Через день это повторилось. Вначале я воспринимал эти банки как своего рода шуточное приветствие, однако через месяц, выкинув добрую дюжину банок, я взорвался. И в то же время заметил, что бываю слегка разочарован, если в течение нескольких дней в ящике не появляется очередная банка. Прошло еще два месяца, моя жена посмеивалась надо мной и называла эту проблему чепухой, в то время как я вынужден был терпеть вторжение этих огуречных банок в мои сны. Иногда по ночам я караулил в темной кухне, откуда можно было хорошо разглядеть место преступления, однако злоумышленник не показывался. Хватит, сказал я после шестидесятой банки, надо идти в полицию, пока я не сошел с ума. «Знаешь, кто ты такой? — спросила моя жена. В ее глазах иногда вспыхивало недовольство, если не презрение. — Ты зануда, вот ты кто», — заявила она. И я не стал подавать жалобу. А жена сказала, что ликвидацию банок возьмет на себя. И теперь, господин Кларин, я попрошу вас оценить этот факт с юридической точки зрения.

— Это непросто, — заметил я. — Пришлось ли злоумышленнику заходить на вашу территорию или ваш почтовый ящик расположен снаружи?

— Снаружи, — ответил Лоос.

— Значит, согласно уголовному кодексу, о нарушении неприкосновенности жилища речь не идет. Но тут можно усмотреть нарушение закона об охране окружающей среды, который запрещает выбрасывать мусор за пределами специально отведенных для этого мест. Согласно обязательственному праву, вы можете подать иск о возмещении ущерба. Но для вашего случая трудно найти прецедент. Вы хорошо сделали, что не стали обременять этим суд.

— Спасибо, — сказал Лоос. — Вы человек сведущий. У вас есть с собой визитная карточка? Так вот, это безобразие кончилось, когда за дело взялась моя жена. Однажды вечером она поставила в отделение для пакетов банку, полную огурцов, и это, видимо, так напугало парня, что больше он не объявлялся.

— А огурцы он забрал?

— Нет, — сказал Лоос. — Возможно, решил, что мы добавили в банку яд.

— Умная у вас была жена.

— Да, в отличие от меня, она была весьма практичной и даже во многом превосходила меня, хотя и была на двенадцать лет моложе. Но, главное, она была кроткой: как я уже говорил, крайне редко бывало, чтобы мы повышали голос друг на друга или произносили такие обидные слова, как «зануда».