Над волнами Балтики
Шрифт:
Боя здесь не было. В пулемет даже лента не заправлялась. И в магазинах винтовок мы не нашли ни одного патрона. Что здесь случилось? Какая сила заставила людей, владевших этим оружием, бросить его и покинуть обжитую стоянку?
Побродив по лагерю, мы хотели взять по винтовке, но они уже заржавели и не внушали доверия. Раскупорив "цинку" с патронами для ТТ, набили ими полные карманы. Теперь у нас с боезапасом нехудо. Патроны ТТ подходят и к маузеру. Разница всего в одну сотую миллиметра. Уж если придется, теперь мы можем долго обороняться.
* * *
Шестичасовой непробудный
Рассвет застал нас километрах в пяти от фронта. Перебежав через наезженную дорогу, мы очутились на большой поляне, заваленной штабелями огромных бревен.
– Богатство-то какое! - вырвалось у Петра. - Сколько люди труда здесь ухлопали!
– Пота пролито немало, - поддакнул Дим Димыч и сурово нахмурился. Только пот теперь не в почете. Сейчас люди кровь свою проливают. По милости фашистов она ценится дешевле простой воды.
Разговор оборвался. Со стороны дороги послышался гул автомобильных моторов. Отбежав в теневую часть леса, мы оглянулись. Цепочка свежих следов, четко выделяясь на белой снеговой пороше, указывала наш путь от последнего штабеля к лесной опушке.
– Если это погоня, то нам теперь амба, - глухо проговорил Кистяев. - По такому следу они нас без собак обнаружат.
– Быстро занять оборону! - скомандовал я. - Отсюда нам проще всего уточнить обстановку. Если это преследователи, наша задача удержать их огнем на открытой поляне и не дать просочиться в лес. Пока они в поле, мы хозяева положения. Собак уничтожить в первую очередь. Огонь - по моему выстрелу.
В противоположном конце поляны показались три вражеских грузовика. В кузовах двух первых машин находились солдаты. С трудом продвигаясь по снегу, они медленно подъехали к первому штабелю и остановились. Из кабины выпрыгнул офицер и посмотрел на часы. Солдаты построились в две шеренги. Их было около тридцати. Остановившись перед серединой строя, офицер громким голосом выкрикнул несколько фраз.
Стараясь не шуметь, подтягиваю деревянную кобуру поближе и пристегиваю ее к рукоятке маузера. Устанавливаю прицельную рамку на сто шагов и наблюдаю за офицером. Вершина мушки застыла чуть ниже обреза его фуражки. На таком расстоянии, стреляя с упора, я сниму его с первого выстрела. Кистяев тоже держит его на прицеле. Отличный стрелок, он тут же подстрахует меня.
Махнув рукой, офицер отодвигается в сторону, и скрывается за машиной. Солдаты, покинув строй, снимают оружие и отдельными группами лезут на штабеля.
Взяв ломы, они подпихивают их под бревна. Одиночные выкрики сменяются громким нестройным гомоном. Не обратив внимания на наши следы, солдаты сразу же затоптали их в центре поляны. Теперь лишь одна тонюсенькая нить предательски тянется к месту нашего укрытия.
Три солдата с топорами в руках подходят к ближайшим деревцам и рубят нижние сучья. Уже не одна, а четыре нити следов связывают штабеля с лесом.
Так они не за нами приехали? Оглядываюсь на Кистяева и Голенкова. Они наблюдают и ждут моего сигнала. Солдаты
Через минуту мы удалились настолько, что поляна уже не просматривалась. До нас доносились лишь удары топоров да отдельные громкие выкрики.
– Еще бы немного - и не удержался, - с досадой сказал Кистяев. - Уж очень хотелось снять офицера. Он, как назло, все время на мушке крутился.
– Офицера и я хотел подстрелить, - усмехнулся в ответ Голенков, - да в бой нам вступать не с руки. Земля, голубчик, не наша стихия...
* * *
Солнце перевалило уже за полдень, когда над нами с ревом пронеслись самолеты.
– Кажется, наши! - крикнул Кистяев.
В тот же момент в стороне послышались взрывы и частая трескотня пулеметов.
– Наши! Фашистов штурмуют! - подхватывает Голенков и, ломая мелкий кустарник, бросается в сторону бомбовых взрывов.
Бойкая трескотня пулеметов смешивается с гулом моторов, беспорядочными винтовочными выстрелами и автоматными очередями. Лес постепенно редеет. Разгоряченные бегом, мы чуть не выскакиваем на большое, покрытое низкорослым безлистным кустарником поле. В его середине, на узкой дороге, полыхают опрокинутые взрывами фургоны. Около них, увязнув в глубоких сугробах, сгрудились орудия и повозки. А сверху, в лазурном небе, летают по замкнутому кругу шестеро краснозвездных "бисенят", как называли у нас самолеты И-15бис. Стреляя из пулеметов, они с ревом проносятся над макушками деревьев и энергичным боевым разворотом снова вписываются в воздушную карусель.
На центр поляны пикирует маленький верткий "ястребок". С его крыльев срываются огненные трассы. Проскочив над дорогой, он покачивает крыльями и исчезает за лесом. Штурмовка кончается. Пора уходить. Не оглядываясь, короткими перебежками мы быстро отходим в лесную чащу.
...Лес онемел. Вокруг нас давящая, осязаемая, действительно мертвая тишина. Война распугала не только зверей, но и птиц. Сквозь глухую лесную дрему лишь изредка прорывается дробный стук одинокого дятла, да притаившийся снегирь вдруг с шелестом взовьется над потревоженными ветвями заиндевелого кустарника. Все более удлиняясь, теневые полосы ложатся на снег узорной причудливой сетью. А фронта пока не слышно. Неужели мы уклонились или движемся слишком медленно? Наверно, придется прокоротать еще одну ночь на захваченной врагом территории. Тогда дотемна разогреем три банки консервов. Ночью костер разжигать опасно - его свет виден издали.
Монотонное поскрипывание снега саднящей болью отдается в натруженных, потертых ступнях. От мороза слезы застилают глаза. Нужно, пожалуй, сделать привал и готовить ночлег.
– Мины! - вскрикивает Кистяев, хватая меня за ремень.
Протерев глаза, напряженно всматриваюсь в припорошенные снегом круглые металлические лепешки. Их много разбросано прямо по снежному насту.
– Противотанковые, - присев на корточки, констатирует Голенков. Ставили второпях. Даже не замаскировали.
– Похоже, действительно торопились, - кивает головой Кистяев. - Но осторожность не помешает. Здесь могут стоять и противопехотные.