Надеюсь и люблю
Шрифт:
– Только шепотом, пожалуйста.
– Я звонил тому доктору из штата Вашингтон. Речь действительно идет о Кайле. Она пострадала в результате несчастного случая и теперь в коме.
Вэл медленно поднял голову. Глаза у него опухли и налились кровью.
– И что же? Нужны деньги для оплаты больничных счетов?
– Нет. Доктор сказал, что она реагирует на мое имя. Они считают, что если я поговорю с ней, это может помочь.
Вэл провел рукой по волосам. Грязные, засаленные пряди не слушались и падали
– Похоже на сюжет волшебной сказки. Истинная любовь воскрешает из мертвых. Поцелуй Троу разбудит прекрасную принцессу. Черт возьми, отличный заголовок для газетной статьи!
– Это серьезно, Вэл. Она в ужасном состоянии и может умереть.
– О… – Вэл помрачнел.
Джулиан смотрел на своего лучшего друга, мысли которого всегда читал без труда. Теперь Вэл думал о том, что появление в газетах заголовка «Любовь Tpoу убивает» не пойдет на пользу его карьере.
– И что ты собираешься делать? – спросил Вэл наконец.
Джулиан откинулся на спинку кресла. Образы прошлого проносились в его мозгу, как перистые облака по голубому небу в ветреный летний день.
– Она была единственной, кто меня по-настоящему любил.
– Тебя все любят, Джулиан.
– Кай – совсем другое дело. Я тоже любил ее.
– Я видел фильмы, которые длились дольше, чем ваша любовь.
– Я еду к ней, – твердо заявил актер. – Сразу же после интервью для «Роллинг стоун».
– Что? Ты с ума сошел! После премьерного прогона у нас запланированы десятки интервью…
Джулиан улыбнулся. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем удивлять Вэла. А это всегда было непросто.
– Я не собираюсь исчезать. Просто меня не будет в городе несколько дней. Я плачу тебе два с половиной миллиона в год. Пора их отработать.
– Ладно, Джул. Отправляйся и изображай Прекрасного принца-спасителя. Но чтобы через два дня ты был здесь. Я не шучу.
– И никакой прессы. Я намерен уехать тайно.
– Но ведь ты никогда ничего не делал тайно, – напомнил Вэл.
– Все когда-нибудь приходится делать впервые.
Свет на кухне не горел, но в полной темноте Лайем различал два синих язычка пламени. Аппетитный аромат риса с цыпленком под чесночным соусом витал по дому. Стол был уже накрыт к ужину. В его центре на белой скатерти стояла ваза с листьями папоротника и сосновыми ветками.
В гостиной повсюду горели свечи, а канделябр на пианино разбрасывал вокруг сияющие золотистые пучки теплого света.
Он услышал легкие шаги Розы, спускающейся по лестнице.
– Добрый вечер, Роза.
Она сошла с последней ступеньки и только тогда ответила:
– Добрый вечер, доктор Лайем.
– Почему везде горят свечи?
– Надеюсь, они тебе
– Mi casa es su casa. Мой дом – твой дом, – ответил он. – Я просто хотел узнать, почему… это так неожиданно…
Роза прошла мимо него в гостиную и села за пианино. На матовой поверхности крышки в отблеске свечей мелькнуло ее отражение.
– Это все для Майк? – спросил он, подходя к инструменту.
Она покачала головой – конец ее седой косы метнулся из стороны в сторону, она медленно повернулась к нему:
– Это ради тебя я зажгла свечи, доктор Лайем. Ради тебя и твоих детей. Я говорила сегодня с Кэрол. Она сказала, что тебе звонил Джулиан Троу. По городу уже поползли слухи.
– И они скоро подтвердятся, – рассеянно отозвался Лайем. – Джулиан будет здесь завтра.
Роза недоверчиво поджала губы, но ничего не сказала.
– Думаешь, мне не следовало ему звонить?
– Какая разница, что думает какая-то старуха?
– Иди сюда. – Он усадил ее на диван. Роза сложила руки на коленях и уставилась в пол. Он сел рядом и нагнулся вперед, надеясь, что Роза удостоит его взглядом. —
Я тоже боюсь его. Никогда в жизни так не боялся. Но я люблю ее и не могу позволить ей уйти, не сделав все возможное для ее спасения.
– Ты не знаешь, что такое пагубная любовь, – тяжело вздохнула Роза. – Моя бедная Микита выросла, наблюдая такую любовь, и… как бы это выразиться?., заразилась моей грустью.
– Джулиан Троу женился на ней. Наверное, он любил ее.
– Любовь бывает разной. Настоящая любовь, которую ты питаешь к Микаэле, не допустит, чтобы женщина убежала из дома с младенцем на руках; она не может существовать втайне годами. Она никогда не оставит тебя в одиночестве холодной долгой зимней ночью.
Лайем отвернулся. Отблески множества свечей дрожали на стенах, тысячи крошечных золотистых капелек покрывали черные провалы оконных стекол.
– Когда я попросил Микаэлу стать моей женой, она сказала, что уже была замужем, – вымолвил он тихо, не глядя на Розу. – И что никогда не сможет никого полюбить так же сильно, как своего первого мужа.
– Я помню, как она рассказала мне о тебе. «Он доктор, мама, – сказала она. – И очень любит меня». Я ответила, что если она умная, то не оставит твое чувство без ответа. Но она считала, что разбитое сердце уже не способно на сильную любовь. Я навсегда запомнила ее слова, потому что они проникли мне в самую душу. – Она погладила его по щеке шершавой от многолетней черной работы ладонью. – Мы часто говорили с ней о тебе. А когда родился Брет… Я не помню свою девочку более счастливой, чем в то время. Мне кажется, что тогда она перестала думать о том, что навсегда ушло. Она любит тебя, доктор Лайем. Поверь материнскому сердцу, оно не ошибается.