Надеюсь, она не узнает
Шрифт:
Я и макияж сделала. Почти незаметный, но всё же макияж. В общем, с моей точки зрения, выглядела я вполне сносно, но что во мне видит Кир, для которого идеалом стала шлюха Милена — ну а как ещё назвать такую женщину? — чёрт его знает.
— Вер… — повторил Кир напряжённо, и я вздохнула — что ж, действительно, хватит отмалчиваться.
— Угу. Кто начнёт, ты или я?
Муж сглотнул, и я неожиданно поняла, что впервые в жизни вижу его настолько испуганным. Он не был в таком состоянии, даже когда меня увозили в роддом.
— Я… начну. Только… вопрос.
Стало смешно. Это он пытается понять, сможет ли приврать или придётся выкладывать правду?
— Думаю, что много. Я видела почти всю твою переписку за последние полгода. И с Миленой, и с Костей.
Кир кивнул, отводя взгляд, но я всё равно успела заметить, что в его глазах мелькнуло отчаяние. И какое-то звериное — словно у загнанного зверя, который не может понять, то ли его сразу убьют, то ли посадят в клетку.
— Тогда ты многое знаешь… И мне нет нужды объяснять изначальные мотивы…
— Да, нет нужды. Я отлично поняла, насколько несовершенна.
— Вер…
— Только не говори, что ты Косте писал это всё просто так, — качнула головой я. — Не надо врать.
— Я не буду врать, — почти огрызнулся муж. — Не перебивай меня, пожалуйста, я пытаюсь собраться с мыслями!
— Да без проблем, — съязвила я, и Кир, кажется, собирался сказать что-то ещё возмущённое — но тут принесли наш заказ, и ему пришлось на какое-то время заткнуться.
Повезло. Потому что, когда официант ушёл, Кир уже остыл и продолжил вполне мирно:
— Всё, что я нёс Косте, было для успокоения совести, Вер. Не мог же я, в самом деле, начать… эм… встречаться с Миленой без причины для самого себя? Вот я и пытался убедить и себя, и Костю… ну, ты читала…
Я не стала говорить, что не замечала в эти полгода в Кире никаких проявлений угрызений совести. Возможно, они проснулись сейчас, когда он оказался перед реальной угрозой развода. Но в то время их точно не было.
Однако я промолчала, понимая, что подобное утверждение только спровоцирует Кира на скандал.
— Попробуй понять меня, Верунь… — продолжал муж с тяжёлым вздохом. Почти страдальческим. — Я уставал на работе, дома тоже сплошные проблемы, и ты стала совсем не похожа на ту девушку, на которой я когда-то женился, вот я и…
— Кир, — всё-таки перебила я его, не выдержав, — ты понимаешь, что я не смогу быть похожа на ту девушку на протяжении всей жизни? Это неизбежно. Люди поправляются или худеют, седеют или лысеют, болеют и стареют…
— Но не в двадцать восемь же лет! — возразил Кир, и я едва не перекрестилась. Вот, теперь я узнаю своего мужа. А то «моя ошибка». Конечно, это не его ошибка, а моя недоработка!
— Когда угодно, Кир, — усмехнулась я и взялась за вилку. Надо всё-таки есть этот шашлык, пока он не остыл… Хотя, как это сделать, не представляю. — Всё то, о чём я сказала, происходит в любом возрасте. И это следует понимать. А если не понимаешь — значит, ты не видишь во мне человека. Вот и всё.
Пока Кир рассерженно пыхтел, я жевала шашлык и овощи, почти не ощущая вкуса. Просто по инерции. В груди начинало печь от
— Вер… Пожалуйста, прости меня, — сказал Кир минут через десять, когда я почти опустошила тарелку. Он за это время к еде не притронулся, зато выпил несколько бокалов красного сухого. — Я не буду оправдываться, просто скажу, что виноват. Но я очень прошу… ради того, что было между нами, ради нашей семьи, особенно ради Кати — давай попробуем быть вместе. Я обещаю, что всё ради вас сделаю. И никаких больше… Милен. Честное слово.
Я молчала… долго. Кир за это время, кажется, протёр себе штаны — так крутился на стуле туда-сюда, ожидая мой ответ.
А я просто выбирала, что лучше сказать.
Мне хотелось съязвить: «Почему я должна верить твоему честному слову?!»
Или ещё проще: «Я не верю тебе, Кир».
Или вот так: «А если через пару лет появится другая «Милена», что будем делать?»
А может, так: «Это всё прекрасно, но меня тошнит от тебя — с этим как предлагаешь жить?»
Или так: «Что же ты не думал ни про меня, ни про Катю, когда трахался с Миленой? Почему ты начал думать о нас только сейчас?»
Но я не сказала ничего из этого. Не знаю почему. Возможно, я просто из той породы людей, которым не очень нравится делать больно другим, даже если эта боль вполне заслуженная.
— Я не смогу, Кир. Я долго думала об этом, пыталась представить… Ты сам сказал, что не простил бы меня, будь я на твоём месте и учудив такое, поэтому должен понять. Семья, Катя… да, всё это стоит того, чтобы попытаться, но только в том случае, если не убьёт меня саму. Наверное, где-то есть героические женщины, которые могут махнуть рукой и закрыть глаза на то, что ты сделал, но я не из их числа. Я не смогу быть рядом с человеком, которому не доверяю, от которого в любую секунду жду подвоха.
— Можно обратиться к психологу… — пробормотал Кир. Я в этот момент не смотрела на него — глядела в сторону, не желая встречаться глазами, — но, когда всё-таки посмотрела, заметила, что у мужа такой вид, будто он вот-вот заплачет.
— Наверное, можно. Но я не чувствую в себе ни сил, ни желания на подобные подвиги. Да и не верю я в эти психологические чудеса. Думаешь, психолог сможет сделать так, что я забуду все перлы, которые ты писал про меня Косте? Прости, но нет, я всегда буду помнить об этом. Особенно твой сравнительный анализ ощущений после секса со мной и с Миленой.
Кир поморщился, налил себе вина в бокал и залпом осушил его. Я покачала головой, никак не прокомментировав этот поступок.
— Значит… всё? — выдохнул муж, поставив бокал на стол. — Всё?
— Ну почему — всё? Ты по-прежнему отец Кати. А в остальном… да, я хочу развод.
— Вер… — начал Кир, но у меня уже кончалось спокойствие. Было желание просто вскочить и заорать.
— Не надо, — перебила я мужа. — Пожалуйста, не мучай меня своими уговорами. Я не смогу. Даже ради Кати, точнее — особенно ради неё. Думаешь, она будет счастлива, если я стану несчастной, нервной и дёрганой?