Надежда ''Дерзкого''
Шрифт:
– Командир! – крикнул Клингер. Что за странный узор на стене?
– КОМАНДИР!
Этот отчаянный вопль вернул меня к действительности.
– Очнись, командир! А то нажмешь на гашетку!
– Да, – пробормотал я, кивнул и ощутил тошноту.
– Командир, позови кого-нибудь на помощь! Мы отдадим всех ссыльных и не будем вредить, только не трогай нас.
– Не могу… – пробормотал я. – Мне необходимо распоряжаться всем кораблем.
– Командир, ради Бога! Остановись!
– Сдавайтесь!
– Нет! Ты нас казнишь! Я знаю!
– Да,
– Командир Сифорт, не стреляйте, не то все погибнут, и беспризорники тоже! – Клингер говорил со мной терпеливо, как с малым ребенком.
А я твердил лишь одно:
– Сдавайтесь!
– Ты нас казнишь?
– Конечно, казню, – ответил я, вспомнив, что за бунт на военном корабле полагается смерть.
– С какой же стати мы будем сдаваться?
Я попытался сосредоточиться и трезво оценить обстановку. На память пришли нужные статьи устава.
– Командир не имеет права вступать в переговоры с бунтовщиками, не должен ронять своего авторитета. Я скорее умру, чем пойду на уступки!
– Какие там переговоры! Ты просто чокнутый! Мы сдадимся! Заткнись, Сайкес, ведь мы проиграли! Не надо трибунала, командир, не надо казни. Мы будем сидеть тихо, никого не тронем, корабль останется в твоем распоряжении.
Я никак не мог вырваться из наплывавшей на сознание тьмы. Хоть бы немного продержаться!
– Я не могу оставить вас в инженерном отделении. – Каждое слово давалось мне с огромным трудом. – В другом месте. В четвертой секции.
– Опять мозги пудришь? Тут у нас электростанция, можно торговаться. По крайней мере не подохнем с голоду. Будешь нас кормить.
– Запру вас в четвертой секции и оставлю в покое. Даю слово. – Вдруг я почувствовал, что теряю сознание. По телу пробежала судорога. Из инженерного отделения доносились взволнованные голоса.
– Ладно, поверим тебе на слово, – крикнул Клин-гер. – Только позови кого-нибудь, а то свалишься, и всем нам хана.
– Касавополус, – позвал я. – Вы слышите меня? Идите в девятую секцию. – Прошла, казалось, целая вечность. Наконец открылась коридорная дверь и появился Касавополус в скафандре. Уж и не знаю, как я не грохнулся. Инженер осторожно снял мою руку с гашетки, и я осел на пол.
– Выпустите беспризорников, – услышал я, как сквозь вату, голос Тележника. – Не то нажму на гашетку. Мне наплевать на ваши чертовы жизни. И на командира тоже.
– Ладно, инженер, полегче.
Из инженерного отделения стали один за другим выходить насмерть перепуганные подростки. Кто-то бросился ко мне, обнял.
– Командир! Что с тобой?! Что они с тобой сделали?
– Анни? – прошептал я.
– Эй ты, малый, и ты, девка, – зарычал на беспризорников Касавополус. – Вынесите командира за дверь. Нажмите на кнопку, и она откроется. Всем убраться в другую секцию! Так, теперь закройте дверь!
Потолок то нависал надо мной, то удалялся. Меня взяли за руки и ноги и понесли.
– Боже мой! – услышал я голос Филипа. – Несите его в лазарет.
– Вначале на мостик, – прошептал я.
– Но…
– На мостик, – произнес я громче.
Наконец меня усадили в кресло, и, чтобы не сползти с него, я уцепился за подлокотники. Видимо, у меня был жар. Филип стоял рядом, чтобы поддержать меня, если я начну падать. Застонал Эдди Босс, начал медленно подниматься. Уолтер Дакко навел на него винтовку.
– Отпустите его!
Филип подошел к Эдди, пнул ботинком.
– Сейчас отведу тебя в карцер!
– В первую каюту, – приказал я.
– Его надо отдать под трибунал…
– Дакко, выйдите, – обратился я к Уолтеру, с трудом поднимаясь. Уолтер с недовольным видом удалился.
– За что ты хочешь его судить? – спросил я Филипа.
– Он же напал на вас! И задушил бы, не пусти я в ход электрошокер.
Эдди никак не мог подняться.
– Этого не было, – сказал я.
– Командир, вы нездоровы! – со слезами на глазах вскричал Филип. – Неужто забыли, что он вас душил?! Такое не прощают!
Я, шатаясь, подошел к нему.
– Я… твой… командир.
– Так точно, сэр!
– Он просто упал.
Филип побледнел и молчал.
– Повтори! – приказал я.
Филип метнул взгляд на Эдди, посмотрел на меня и, запинаясь, сказал:
– Сэр… Он, видимо, упал. Ушиб голову и потерял сознание.
– Хорошо. А теперь надо идти в лазарет. Что-то неважно я себя чувствую. – Стараясь держаться прямо, я сделал шаг-другой и остановился.
– Разрешите помочь вам, сэр, – робко предложил Филип.
Я кивнул. Он обхватил меня рукой, а я оперся на его плечо и тут заметил в глазах у Филипа слезы.
Часть III
7 августа, год 2198-й от Рождества Христова
Чай оказался очень горячим. Даже к толстой фарфоровой чашке невозможно было притронуться. Я перекладывал ее из руки в руку и наконец поставил на тумбочку возле кровати. В ногах у меня сидела Елена Бартель.
– Пусть остынет, – сказал я.
– Конечно, – улыбнулась она.
Я тоже улыбнулся, но очень осторожно, чтобы не травмировать обожженную щеку. Три дня назад Филип приволок меня, словно пустой скафандр, сюда, в лазарет. Рана воспалилась и загноилась, началось заражение крови, а нервное напряжение так ослабило организм, что я едва не отдал концы.
В тот день Филип, Уолтер Дакко и Керрен долго совещались.
Керрен рассказал, как меня надо лечить. Филип назначил Дакко и Бартель моими сиделками, а сам принял на себя командование кораблем. Только бы он чего-нибудь не натворил, думал я с ужасом. Впрочем, хуже, чем сейчас, быть не может. И все по моей вине.