Надежда на счастье
Шрифт:
– А что я могу поделать?
– Дай ему время. Я думаю, он сам во всем разберется. Оливия подняла голову.
– Но он меня не любит.
– Он так сказал?
– Не словами, но…
– А ты, конечно, каждый день говоришь ему, как сильно ты его любишь.
Оливия покачала головой:
– По правде говоря, нет, не говорю.
– А почему?
– Боюсь, что это заставит его тут же вскочить и умчаться в город, – призналась Оливия.
– Когда я выходила замуж, мама дала мне совет, который я никогда не забуду, – сказала Кейти. – Поскольку у твоей мамы такой возможности не было, я передам тебе слова моей матери. Вот что она
– Спасибо тебе, Кейти.
Подруга улыбнулась:
– Не за что меня благодарить. Кроме того, когда мы с Ореном в следующий раз поссоримся, я приду поплакать у тебя на плече.
Ночью Кэрри приснился страшный сон, и Конор, сидевший на веранде, услышал ее громкий крик.
– Папа! Папа! – кричала девочка.
Конор тут же помчался наверх. Когда он вбежал в комнату Кэрри, там уже находились Оливия и сестры девочки. Оливия сидела на кровати, держа дочь на руках. Конор молча подошел к ней и сел рядом. Оливия передала ему всхлипывавшую Кэрри – ее плач разрывал ему сердце. «Что с ней? – думал он. – Ведь Кэрри никогда ничего не боялась…»
Оливия посмотрела на других девочек и тихо сказала:
– Все в порядке, милые. Идите в постель.
Девочки ушли, и Оливия снова посмотрела на Кэрри.
Конор, державший ее на руках, что-то тихо говорил ей.
– Sha sha, – шептал он, гладя малышку по волосам. – Sha sha. Bermid go maith. Та me anseo. [23]
Он снова и снова повторял незнакомые слова, пока Кэрри не перестала всхлипывать.
Когда девочка успокоилась, Конор утер слезы с ее щек и спросил:
23
Все хорошо. Я здесь (гэльск.).
– Теперь лучше?
Кэрри кивнула, но когда он пошевелился, она вцепилась в него.
– Не уходи, папа.
– Я никуда не ухожу, малышка, – ответил Конор, усаживаясь поудобнее.
Кэрри прижалась щекой к его груди и закрыла глаза. Конор посмотрел на Оливию, сидевшую рядом с ним на кровати. Никто из них не произносил ни слова. Через несколько минут он снова взглянул на девочку у него на коленях.
– Уснула? – спросила Оливия.
Он утвердительно кивнул, затем уложил спящую малышку в постель и накрыл одеялом. После чего наклонился и поцеловал в щеку.
– Спокойной ночи, моя милая.
Оливия тоже поцеловала спящую дочку, и они с Конором вместе вышли из комнаты, закрыв за собой дверь. В коридоре остановились и переглянулись.
– Научи меня ирландскому, – попросила Оливия. – Кажется, это действует.
– Виски действует гораздо лучше, – ответил Конор с ухмылкой. – У меня еще осталось немного, но я подумал, что ты не разрешишь дать малышке.
Оливия поморщилась.
– Ты правильно подумал. Никакого виски в нашем доме. – Она вдруг улыбнулась и добавила: – О Господи, я ведь решила, что не буду так себя вести. Мистер
«Моя жена, – подумал он. – Моя жена…» Конор провел ладонью по ее щеке, а потом запустил пальцы в ее волосы, а другой рукой обнял и привлек к себе. Он не мог этому противиться, не хотел противиться. Она вышла за него замуж, и он должен был защищать ее, сделать ее счастливой. Его жена…
– Оливия… – Ему хотелось сказать ей очень многое, но он не находил слов.
Чуть отстранившись, он отвел руку за спину, нащупывая дверную ручку. Распахнув дверь, увлек Оливию в спальню. Как только они вошли, Конор закрыл дверь и тут же прижался к губам жены. Он целовал ее долго и страстно, все крепче прижимая к себе.
Когда же пальцы его нащупали верхнюю пуговицу ее ночной рубашки, Оливия обвила руками его шею и прошептала ему в ухо:
– О, Конор… Да, да…
Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не разорвать на ней рубашку. Руки его дрожали, когда он расстегивал перламутровые пуговки. Наконец, когда они были расстегнуты, он снял с жены рубашку и снова прижал к себе. В комнате было темно, а ему хотелось, чтобы горел свет, хотелось видеть Оливию. Но он не мог больше сдерживаться. Подхватив жену на руки, он понес ее к широкой двуспальной кровати. Уложив Оливию на мягкий матрас, стал поспешно расстегивать рубаху и брюки, потом стащил сапоги. Освободившись, наконец, от одежды, Конор забрался на кровать и пробормотал:
– Черт побери, для женщины, которая боится высоты, кровать у тебя чертовски высокая, миссис Браниган.
Он обнял ее и поцеловал, прежде чем она успела подумать о том, что нужно сделать мужу замечание по поводу брани.
В следующее мгновение Конор улегся на нее, и она тут же обняла его за шею. Затем ноги ее раздвинулись, и он тотчас вошел в нее. Тогда, в Монро, он причинил ей боль, поэтому сейчас старался по возможности сдерживаться. Но когда Оливия прошептала его имя, он совершенно утратил над собой контроль и забыл о своем намерении проявлять сдержанность.
Жаждая полного обладания, он проник в нее еще глубже и двигался с каждой секундой все быстрее и быстрее. Оливия же трепетала под ним и стонала, стараясь уловить ритм движений. Ей казалось, что она горит, пылает, объятая пламенем. В какой-то момент она вдруг содрогнулась, громко вскрикнула, и по телу ее словно пробежали судороги. И почти в тот же миг раздался крик Конора. Опустившись на нее, он уткнулся лицом в ее шею и крепко обнял обеими руками.
Они долго лежали не двигаясь, тяжело дыша. Наконец, Конор шевельнулся и пробормотал:
– Я боялся, что могу задушить тебя.
Он приподнялся и отодвинулся к краю кровати. Но Оливия тут же обхватила его шею и крепко прижала к себе. Поцеловав, прошептала:
– Не уходи. Останься со мной.
Конор мог бы без труда высвободиться из объятий жены, но ее голос и поцелуй удержали его. Он снова улегся с ней рядом и, нежно поцеловав, проговорил:
– Постарайся заснуть. Я не уйду, a mhurnin. Засыпай.
Они привязали его ремнями. Он чувствует на теле кожаные путы, вырывается изо всех сил, и путы рвутся. Освободившись, он поворачивается на бок, ругается, перекатывается к краю стола… Им владеет одна только мысль: бежать. Но вдруг все меняется. Он оказывается в темной комнате, и нет никаких стражников, а то, что он принимал за стол, превращается в мягкую пуховую перину.