Надежда победителя
Шрифт:
– Это хорошо, – хихикнула она. – Как только перестанешь скучать по мне, значит, дела мои плохи.
– Анни, мне так хочется, чтобы ты увидела нашу новую квартиру. Она огромная! А знаешь сколько всяких магазинов в штатском районе Девона? Прорва!
– Ой, мне так хочется кой-чего огромного, – хохотнула она с неприличным намеком.
– Анни! – Я зарделся, как мальчик.
– Никки. я люблю тебя. – Анни всхлипнула и бросила трубку.
Я вернулся к столу, обхватил ладонями горячую чашку кофе, наслаждаясь его
– Простите, сэр, – робко подошел стюард.
– Что еще?
– Вас опять к телефону. Звонят из Фарсайда.
– О, Всемогущий Господь на небесах!
– Простите, но…
– И Его ангелы! Аминь. – Пришлось снова переться к телефону у двери. – Сифорт слушает!
– Докладывает сержант Обуту, сэр. Надеюсь, не потревожила вас?
– Потревожили, да еще как! Если из-за пустяка, пожалеете!
– Судите сами, сэр, пустяк или нет. Кадета Арнвейла послали к лейтенанту Паульсону на порку.
– И это все?!
– Его послал сержант Радс, сэр. А Кил Дрю только что получил десятый наряд и должен явиться к Паульсону на порку утром.
– Кто ему дал наряды?
– Большинство нарядов, думаю, дал сержант Радс. И кадет Стриц из казармы сержанта Куна тоже наказан, сэр. За низкую успеваемость. Его ждет месяц сверхурочных работ.
Ее беспокойство можно понять. Сержанты Радс и Кун, пожалуй, слишком сильно закручивают гайки. Такими крутыми мерами успеваемость вряд ли поднимешь.
– Передайте сержанту Радсу, пусть отменит наряды кадету Дрю и впредь не доводит их число до десяти.
– Есть, сэр. Вы уверены, что это оптимальное решение?
– Что вы предлагаете, сержант?
– Мне кажется, не стоит подрывать авторитет сержанта Радса у кадетов.
Опять она права! Значит, Кил Дрю должен быть выпорот. Впрочем, есть один выход…
– Пришлите этих троих кадетов сюда в Девон, – приказал я.
– Есть, сэр. Правильно, флотская дисциплина для них слишком строга, будет лучше, если вы отчислите их из Академии.
– Я не собираюсь их выгонять! – зарычал я. – Я всего лишь сказал, что их надо отправить в Девон! И сделайте это прежде, чем мистера Дрю отправят на бочку! – Авторитет сержанта Радса при этом не пострадает, а бедный мальчишка избежит расправы. Я бросил трубку и в который уже раз пошел к столу.
Наконец беспокойный ужин закончился.
– Вначале поговорю с сержантом Ольвиро, – предложил Толливер.
– Нет, пойдете со мной, – приказал я.
До моей квартиры мы шли в угрюмом молчании. Там я позволил себе немного расслабиться – сбросил китель, устало плюхнулся на диван.
– Толливер, а не уйти ли мне в отставку?
– С какой стати? – удивленно приподнял он бровь.
– Нервы сдают. Сам видишь, уже сдали. Он сел, как у себя дома, не спрашивая.
– Ты просто устал, – спокойно сказал
– Не болтай чепухи. Я ору на всех, как ненормальный, кидаюсь из одной крайности в другую. То требую от кадетов железной дисциплины, то балую их, спасаю от наказания. Такие метания до добра не доведут.
– Выдающимся личностям свойственны причуды. Ты же капитан с мировой славой.
– Хватит зубоскалить, Толливер, – обиженно проворчал я. – Мне сейчас не до шуток.
– Просто сегодня у тебя выдался тяжкий день. Бывает. – Он встал. – Если это все, я пойду вправлять мозги сержанту Ольвиро.
– Сядь, – рявкнул я и тут же пожалел о своем раздраженном тоне. – Прости. В Фарсайде неприятности. Два сержанта слишком наседают на кадетов.
– Что ты собираешься предпринять?
– Не знаю. Вот почему я не гожусь для этой работы. Не знаю, как ее делать. Кстати, о работе… Когда ты сможешь подготовить отчет о финансовой проверке?
– Ты же сам сказал, что я должен управиться за неделю. На самом деле я мог бы закончить эту работу раньше, если б ты не заставил меня заниматься утренними пробежками кадетов.
– Черт с ними, с пробежками, брось все и сосредоточься на финансовой проверке. Как только закончишь, пошлю тебя наверх. В Фарсайде нужен… В общем, за ними нужно присматривать.
– На роль надсмотрщика я вряд ли подойду.
– На «Виктории» ты присматривал за гардемаринами отлично, – проворчал я. Это был скрытый комплимент.
Тогда Толливер был старшим гардемарином. Между прочим, разжаловал его в гардемарины не кто иной, как я, к тому же несправедливо, за что Толливер меня ненавидел, но это не мешало ему выполнять офицерский долг и усмирять также ненавидевших меня гардемаринов «Виктории».
А за что я ненавижу Толливера? Всего лишь за давние кадетские обиды? Не глупо ли это? Конечно, глупо!
– Ладно, Толливер, иди спать, – мягко сказал я.
– Есть, сэр. Но вначале поговорю с сержантом Ольвиро.
– Не надо, я сам с ним поговорю. И не спорь! Я знаю, что делаю.
Толливер ушел. Я сидел на диване, схватившись за голову. Как все это выдержать? Столько забот! Как не согнуться под тяжестью этого бремени? Так я просидел час, потом надел китель и вышел в прохладу позднего вечера.
Сержант Ольвиро был воспитателем казармы имени Вилхэвена. Едва я распахнул в нее дверь, смех оборвался, ближайший ко мне кадет проорал:
– Смирно!
Кадеты мигом выстроились в две шеренги у коек. Некоторые были еще в полной форме, другие – без кителей, третьи – в нижнем белье. Постели на койках измяты. Типичная картина кадетского отдыха перед отбоем.
– Вольно, – скомандовал я. – Где ваш сержант?
– Наверно, в своей квартире, сэр, – ответил кадет с нашивками капрала.
– Пригласите его, пожалуйста, сюда.