Надежда победителя
Шрифт:
Сержант встал:
– Вопросы есть? Может, кто-нибудь хочет мне что-то сказать? – Казарма молчала. Сержант направился к двери.
– Я хочу сказать, сэр! – крикнул я дрожащим голосом.
– Говори, Сифорт.
– Я сегодня соврал. На самом деле я не вывихнул ногу, я притворился… Долгая пауза.
– Иди за мной, – наконец приказал сержант. Я стоял в его квартирке в одних трусах, дрожа от холода.
– Зачем ты это сделал, Сифорт?
– Сержант Таллор собирался коснуться меня дубинкой.
– Значит, ты испугался порки?
– Да нет… –
– Хватит бубнить, говори правду!
– Я чувствовал, что не выдержу, не было сил на рывок, я поддался страху и упал. – Мои уши пылали.
– Так испугался нескольких ударов кнутом, что забыл о чести?
– Нет… Так точно, сэр! – От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю. Если б он отвернулся хоть на секунду! Я мигом выполз бы сквозь ту щелочку под дверью.
– Читай. – Он протянул мне папку с моим личным делом.
Я раскрыл папку. Моя фотография, экзаменационные оценки, результаты тестов, характеристики. А вот запись, датированная сегодняшним днем: «Симулировал вывих ступни, чтобы уклониться от порки. Рассмотрение дела отложено». Я закрыл папку.
– Значит, вы знали… – Я заставил себя смотреть сержанту в глаза. – Тогда почему меня не выгнали, как Петерсона, сэр?
– Мы надеялись, что ты сознаешься сам. Как видишь, наши надежды оправдались.
– Что теперь со мной будет?
– Это решит Таллор. Иди к нему, только вначале оденься.
Через пятнадцать минут, полумертвый от страха, я постучался к сержанту Таллору в дверь.
– Докладывает кадет Сифорт, сэр!
– Долго же тебя пришлось ждать, – понимающе прокомментировал Таллор. Вид у него был такой, что я опять начал сгорать со стыда.
– Простите…
– Объяснить тебе, что ты наделал?
– Я уже понял, сэр.
– Тогда скажи, чем отличается твой поступок от поступка бывшего кадета Петерсона?
Отличие, несомненно, было, по крайней мере так мне казалось. Ведь Петерсон соврал по-настоящему, а я всего лишь пошел на невинную хитрость. Правда, и сходство было. Я тоже уклонился от порки…
Я смотрел сквозь стену далеко-далеко, видел среди холмов родной дом, отца. Меня выгонят из Академии, я вернусь в Кардифф и буду постигать науку мужества там.
Возможно, когда-нибудь я даже научусь беречь свою честь.
– Ничем не отличается, сэр, – выдавил я. – Меня тоже надо выгнать из Академии.
– Что надо, а что не надо, я буду решать сам!
– Так точно, сэр.
– Может быть, обойтись поркой?
– Это слишком слабое наказание. И вообще, я случайно попал в Академию. Я ведь не прошел Финальный Отбор. Приемная комиссия сразу догадалась, что я недостоин быть офицером флота.
– Полегче, Сифорт! Не зарывайся!
– Это правда, – стонал я сквозь слезы.
– Значит, так… – Сержант надолго задумался. – Порки не будет.
– Почему?
– Ты осознал свою вину, раскаялся, это главное. А порка тут не поможет.
– Как тогда вы меня накажете?
– Четыре наряда. Кроме того, будешь мыть посуду в камбузе месяц. Работа
– Спасибо, сэр.
– Иди. Постой! Знаешь, Никки, я не собирался касаться тебя дубинкой.
– Но у меня уже не было сил бежать!
– Повторяю, я не собирался касаться тебя! Я видел, что ты стараешься изо всех сил.
– Так я же не знал, – заревел я. – Вы были так близко.
– Только для того, чтобы заставить тебя выложиться.
Наконец я все понял. С первых дней пребывания в Академии нас учили выкладываться до конца, на полную катушку, то есть ни на что не жалеть сил. «Выкладываться» – это словечко в лексиконе Академии было основным.
– Во время бега концентрируйся на каждом шаге, словно он последний, – наставлял меня сержант. – На самом деле ты выносливее, чем тебе кажется. Ты просто себя не знаешь. Твои резервы практически безграничны. Вот то главное, что ты должен понять.
– Простите, сержант, теперь я все понял.
– Верю. Иди.
Возвращался в казарму я с облегчением.
– Держите его! Он чешет к легавым!
169-я улица. Еще шесть кварталов до 175-й, а легкие – на пределе. Шпана не отставала, один из них гнался за мной на ржавом велосипеде.
– Клевый кусок мяса! Зажарим на ужин! – весело орал он.
Я свернул на тротуар, но там было полно мусора, я. подвернул ногу и чуть не потерял болтающийся ботинок. Пришлось вернуться на проезжую часть. Здесь было почище. Велосипед скрипел ржавой цепью всего в нескольких метрах за моей спиной.
Резко остановившись, я толкнул велосипедиста и снова набрал скорость. Любитель человечины пропахал рылом асфальт. Я задыхался, сил не было.
– Есть силы, Сифорт.
На пять кварталов не хватит, сержант.
– Бежать!
Приказ есть приказ, выполняй любой ценой. И я выполнял.
172-я улица. Почему время остановилось? Наконец 173-я. Большая часть кровожадной толпы отстала, гналась лишь горстка молодчиков, улюлюкала, выкрикивала ругательства. Только бы не упасть!
Полицейский участок должен быть освещен. Как же иначе! Но почему вокруг так темно? Пожалуйста, Господи! Джо сказал, 175-я. Не заставляй меня бежать через весь город. Даже ради Анни я этого не смогу.
Каким-то чудом мне удалось добежать до угла. Вот она, 175-я! Где этот чертов участок?!
Там! Один квартал на восток! Свет! Окруженное высоким проволочным забором, здание полиции походило на крепость, возвышающуюся в гордом одиночестве – все дома вокруг были снесены.
Последние метры. Я был на последнем издыхании. Сзади двое молодчиков, один схватил меня за рубашку. Щелчок лазерного выстрела, молодчик упал, его дружок отступил во мрак. Я понял – выстрелили из здания.
Где же ворота? Идти уже не в мочь. Я ухватился за проволоку. Шипение, адская боль. Я отдернулся от бьющего током забора, на ладони остался ожог. Из мрака грянул взрыв злорадного смеха. Стеная от боли, пошатываясь, я плелся вдоль забора едва живой. Ворота! Слава Богу!