Надежда
Шрифт:
Поражает меня в Лиле и ее терпение. У нее есть старый немецкий изношенный велосипед с седлом, обернутым куском тряпки. Родители не позволяли его брать, потому что использовали строго для дела — для поездок на станцию. Но Лиля как-то сумела уговорить их и старательно учила меня. Кататься у меня получилось сразу, а вот садиться и особенно слезать — никак! Вся улица хохотала, когда я вместо того, чтобы соскакивать сбоку, перепрыгивала через руль. Я понимала, что бросать велосипед, значит, его портить, но, сильно ударившись о раму, не могла пересилить себя. И вот тут-то терпение Лили
В семье Лили шесть очень дружных, заботливых, веселых девочек. Они все время что-нибудь придумывают, вычитывают в «Пионерской правде» какие-то рецепты приготовления пищи, делают игрушки, пишут письма в газеты, журналы, что совсем не поощрялось в нашей семье. У них была интересная жизнь. Их папа выписывал много разных журналов, и я чувствовала, что, читая их, девочки расширяли кругозор. Лиля часто говорила мне о вещах, о которых я не слышала. А у меня — школа, дом, дела — и все. Иногда Лиля говорила: «Ой, целый день играла у Гали». Мне такого никогда не позволялось. Я заметила, что она и ее сестры могут спорить с родителями, отстаивать свое мнение. У нас в семье как в солдатской роте: приказы начальника обсуждению не подлежит.
А еще Лиля — самый хороший на свете слушатель. Часто увлекшись, я ловлю себя на мысли, что не даю ей вставить слово. Тогда умолкаю и прошу подругу рассказать что-нибудь, а она смеется: «Ты меня так «разговоришь», что дома не признают». А мне совестно, потому что я считаю, что дружба должна быть основана на взаимном понимании, снисходительности и возможности безбоязненно поверять друг другу свои незамысловатые, но очень важные тайны. Я всегда терпима к медлительности и неэмоциональной рассудительности Лили, даже после опустошающих душевных бурь и разбушевавшихся сомнений. И она всегда остается верной надежной подругой, способной приободрить меня и вдохнуть радость жизни, поэтому я без угрызений совести перекладываю на ее плечи часть своих горестей.
Нам здорово вместе. И если по какой-то причине Лиля не может выйти погулять, я не нахожу себе места. Никто не может ее заменить. И я для нее была тем же. Мы нашли друг друга и рады этому. Мы никогда не ссоримся. Причин нет. Понимаем все по взгляду, жесту. Я очень редко бываю в доме подруги, но зато коров из стада мы встречаем вместе. Это наше законное время. Жаль, что зимой общаемся мало. Только в школе.
Сегодня на улице сыро, ветрено. Настроение под стать погоде — хмурое. И вдруг встретила Лилю. Она улыбнулась, и с меня сразу схлынуло раздражение.
— Пойдем ко мне, покажу, как можно, не вышивая, делать красивые дорожки. Тебе понравится, — позвала она.
Я сразу согласилась.
Лиля достала лоскут белого ситца, по краям которого изображены маленькие незабудки и ромашки.
— После стирки краски не сползут? — поинтересовалась я.
— Масляные не смываются. Нам отец купил. Попроси своего.
Я молча проглотила ком обиды. Знаю — не купит.
— Розы люблю рисовать.
— Давай. Только сначала прочитаю тебе ответ на наше с Ириной письмо в «Пионерскую правду».
— Ответили? Не может быть! Мне мать не разрешает никуда писать, а я тайком послала стихотворение в областную газету.
— И что? — оживилась подруга.
— Представляешь, когда письмо получила, все внутри меня задрожало. Каждый день ждала, и все же оно оказалось неожиданным и волнующим. Даже конверт никак не могла разорвать. Открываю, а там стандартный ответ, отпечатанный на машинке под копирку. Только фамилию ручкой вписали. Не потрудились лично ответить. Лучше бы сообщили, что слабый стих. Отмахнулись. Отбили желание им писать.
— Нас похвалили за подробные ответы на вопросы, по радио обещали нашу фамилию зачитать в числе самых активных. Мы участвуем во всесоюзных играх «Угадайка» и «КОАПП». Тебе нужно писать в детские издания.
— Я взрослое стихотворение написала: про партию и будущее молодежи.
— Давай вместе следующее письмо напишем.
— Не хочется.
— Ладно тебе, не переживай, будет и на твоей улице праздник, — ободрила меня Лиля.
— Разреши мне один цветочек на твоей ткани красками нарисовать?
— Конечно, с удовольствием. Вместе салфетку украсим.
Я сразу забыла все обиды. С подружкой так здорово!
Тут к Лиле пришла Оля с улицы Гигант и стала жаловаться на свою соседку. Ее лицо выражало растерянную мольбу.
— Зачем ревнуешь? У Гали могут быть и другие подруги, кроме тебя, — серьезно объяснила Лиля. — Может, сегодня у нее много дел по дому?
— Нет! Я извелась от ожидания, а она ушла играть к Вале, а не ко мне! — возмущенно вскрикивала сквозь слезы Оля.
— Не раскисай! В другой раз к тебе придет, — попробовала я утешить девочку.
— Но я-то всегда ее жду. Она же моя лучшая подруга! — задохнулась обидой Оля.
— Дружба не признает благодарности и облагодетельствования. Узы дружбы крепки радостью и пониманием. Ты хочешь Галю к себе приковать цепями? — пошутила Лиля. — Так вы друг другу быстро надоедите.
— Ты права, — уныло согласилась Оля.
— А вдруг у нее важное дело к Гале или такое настроение, что ей хочется побыть в новой обстановке. Дружба должна радость приносить, а не слезы. Не мучай ни себя, ни ее. Нельзя требовать от друзей слишком многого, — справедливо заметила Лиля.
— Но я-то к ней всей душой, а она? — продолжая оправдывать свою нетерпимость, бурчала Оля.
— Принимай и люби ее такой, какая она есть, — сурово обронила Лиля в ответ на бесконечное нытье.
Я опять удивилась вдумчивости и дружескому проникновению Лили во внутреннюю жизнь каждой подруги.
Оля ушла, и я решилась задать Лиле очень сложный для меня вопрос о ее старшей сестренке. Лиля ответила спокойно и по-житейски просто:
— Что тут поделаешь? Полюбил папа нашу маму. Вика нам наполовину родная, сводная сестричка. Где пять, там и шесть детей не в тягость. Папа считает, что ей в нашей семье лучше. Этим он загладил свою вину и дал возможность маме Вики выйти замуж. Как же иначе?