Надежда
Шрифт:
Вспомнила, как сцепилась с мальчишкой в трамвае. Сидит он и железной трубкой царапает спинку кресла. Отнять инструмент не смогла. Спрятал за пазуху. А когда я выходила, он, нагло улыбаясь, снова принялся за «работу». Я ему:
— Не ты красил, не тебе и сдирать!
А он мне в ответ:
— Дура!
Поговорили! Нечего сказать!..
В тот же день наблюдала жуткую картину. Группа мальчишек одного травила. Грубо обзывали, высмеивали, сбросили его шапку на землю и заставляли поднять. С самозабвением предавались «развлечению». А он стоял взволнованный, возмущенный, с гордо поднятой головой.
Иду по аллее. На лавочке — группа студентов. Все смеются. Любопытно, что их так развеселило? Худой, высокий молодой человек с трагичным выражением лица и жестов стоял на коленях и жег кучки листочков. Потом, воздев руки к небу, произносил какое-то заклинание и под хохот друзей разбрасывал пепел.
— Что вы сейчас делали? — поинтересовалась я.
Студент грустно посмотрел на мое любопытное лицо и серьезно объяснил:
— Исполнял ритуал наших предков. Молился языческим богам.
— А что сжигали?
— Методичку по истории. Двоечник я, понимаешь? А теперь опомнился. Завтра отчислят, если сегодня не сдам экзамен. Эх! Скорее бы на пенсию! — добавил он горько-шутливо.
— Вы пьяный?
— Нет, взволнованный, испуганный.
В его голосе уже не было куража. Ребята сдержанно успокаивали его:
— Пошли. Мы под дверью всей группой стоять будем.
Молодой человек неуверенно улыбнулся и поднялся со скамейки. Я проводила его взглядом. «На вид взрослый, а на самом деле — совсем еще ребенок», — подумала я, искренне жалея молодого человека. И этот момент почувствовала себя много старше и серьезнее студента-неудачника.
Заморосил дождь. Я вернулась к дому под навес. Нетвердым шагом ко мне подошел сосед по нашей коммунальной квартире. Впервые вижу его пьяным. Сегодня он мне не нравится. Удивительно, как водка гадко меняет человека?! Дядя Алексей, увидев в моих глазах неодобрение, взялся за голову и застонал:
— Вот и ты меня осуждаешь, чистый, нежный, добрый человечек. И я таким был. Знаешь двух женщин из пристройки?
— Видела. Наштукатуренные и раскрашенные. Противные тетки, — брезгливо передернула я плечами.
— Родители старшей, до революции дом терпимости держали. Друг меня к ним затащил, когда мне за квартиру нечем было заплатить. Полгода туда ходил. А теперь держу любимую женщину в руках и ничего не чувствую. А мне только двадцать шесть! Моя жизнь закончилась! Не знал, что такое может произойти. Михаил продолжает там бывать, а я сгорел. Сам виноват. Хотел с жизнью расстаться. Не смог. Теперь вот пью, — исповедовался передо мной сосед.
Я не понимала беды дяди Алексея, но жалость заполонила мое сердце. Мне захотелось утешить его:
— Вылечитесь. Только не пейте, пожалуйста,
— Любить, чувствовать!
— Влюбитесь еще, не переживайте.
— Учебу забросил. Не верю, что все хорошее вернется! — опять застонал сосед.
Он вытащил из кармана точеную каменную фигурку гордой птицы и сказал:
— На счастье тебе, хороший человечек!
Подошла моя мать. Я быстро сунула подарок в карман шаровар и попрощалась с соседом. «Какие трудности ожидают меня в студенческой жизни, если отдадут в техникум? Сумею ли преодолеть их одна?» — задумалась я о своем будущем.
А вечером пришел сын хозяйки Андрей.
— Дядя Андрей, у вас есть свободное время? — обратилась я к нему.
— Не называй меня дядей, — попросил он.
— Не буду. Можно с вами поговорить про студенческую жизнь?
— Можно. Сегодня могу позволить себе расслабиться. Я в университете учусь. Нагрузка большая. Хожу, конечно, в театры, музеи посещаю, но бездарно время не трачу, — улыбнулся Андрей.
— Расскажите, пожалуйста, про университет, а то я в селе живу как от мира отрезанная.
— Что конкретно тебя интересует?
— Хотя бы вступительные экзамены.
— Поступал я дважды, — начал Андрей тихо. — Сначала на юге страны. Запомнился письменный экзамен по математике. Решил все задания за сорок пять минут и уже поднялся, чтобы сдать работу, но тут худенькая девочка, что сидела сбоку, потянула меня за рубашку и прошептала:
— Не спеши умником себя выставлять.
Я сели заново проверил работу. Где-то ответ не свернул, где-то квадрат потерял при переписывании с черновика, на чертеже буквы перепутал. Я с благодарностью взглянул на девчушку, на косички с белыми бантиками, ситцевый сарафанчик и наивные, добрые голубые глаза. Она улыбнулась.
В это время абитуриентка, которая сидела сзади, принялась толкать меня в спину карандашом. Я оглянулся. Преподаватель подскочил ко мне и предупредил: «Еще раз повернешься, — выгоню!» Я терпел, но острый карандаш мешал мне думать. Девушка зашептала: «Положи решение на край стола». Мне не хотелось давать списывать, но я все же положил черновик с тремя примерами рядом с собой. Не прошло и пяти минут, как опять мою спину начал долбить «дятел». Тут я сообразил, что раз девушка не смогла справиться с контрольной, то, наверняка, не сумеет дополнить решение своими пояснениями. А это значит, если я позволю ей списать всю работу, то мы оба получим двойки! И теперь, сколько наглая ни клевала меня, я не поддавался.
Тогда она зашептала: «Сколько будет стоить решение?» Я мысленно возмутился и пошел сдавать работу. На следующий день я зашел в приемную комиссию, чтобы узнать результат экзамена и увидел, как высокий худенький абитуриент в круглых очках, утирая градом текущие слезы, умолял председателя комиссии дать ему контрольную любой сложности. Преподаватель совал ему в лицо правила поступления в вуз. Молодой человек, срываясь на фальцет, кричал: «Я не могу вернуться домой с позором, я был лучшим учеником в школе. Я не виноват, что кто-то списывает! Я не видел. У меня плохое зрение. Не уйду отсюда! Помогите!»