Надежда
Шрифт:
Я всегда сочувствовала людям, но не осознавала необходимости рассматривать свои и чужие беды с глобальных точек зрения.
Мне показалось, что из узкого извилистого лабиринта жизни я, наконец-то, попала на широкую, но пока проселочную, ухабистую дорогу. Я окончательно выбралась из скорлупы собственных эмоций и увидела себя в громадном, непознанном, восхитительном мире не затерявшейся бесконечно малой точкой, а человеком, способным в некоторой степени понять сложность бытия и самой сделать что-то существенное, важное, полезное.
Нельзя каждый день встречать с отчаянием в сердце,
Говорят: воспринятое в детстве преследует всю жизнь. Так пусть мне сопутствует только хорошее! Я и прежде это чувствовала, только не знала твердо, не верила внутреннему чутью. Отброшу тоску и обиду как ненужные причиндалы. Надежда на лучшее — вот моя отправная точка. А может, это только неоправданный всплеск оптимизма? Ох уж эти мне неизбежные сомнения! Видно, всегда они будут подстерегать меня, охранять от глупых, необдуманных поступков.
Наверное, я многое забуду из того, что говорил пассажир, но память о нем останется во мне надолго. Он открыл для меня мир природы, общества и человека в целом, в единстве, во взаимосвязи, во всей красоте и сложности. Он существенно дополнил копилку моих чувств и понятий.
К утру я уже не слушала интересного собеседника, а, переполненная эмоциями, неподвижно сидела, не в силах переварить полученную информацию. Я выходила из поезда совсем другим человеком. Во мне появилось осмысленное уверенное желание жить и радоваться жизни. Я повзрослела за ночь, потому что чуточку поумнела.
Глава Шестая
ПЛЕМЯННИК ИЗ ЛИПЕЦКА
К нам из Липецка в гости приехал Василий, двоюродный племянник матери. Мы думали, раз городской, значит особенный. А он оказался обыкновенным парнем. Даже вельветка на нем точно такая, как у моего брата. После обеда мать разрешила нам пойти на речку. Гостя надо развлекать. Ну, мы, конечно, сразу подступили к Василию с расспросами о городе. Он засмеялся:
— Липецк не Москва. Центральная у нас — улица Ленина. Раньше она Дворянской называлась. Так даже на ней еще есть одноэтажные дома. Правда, красивые, с резными наличниками и железными крышами. И от ваших хат есть отличие: крыльцо в наших домах на улицу выходит.
— Неприлично с помойным ведром на улицу выходить, — недоумеваю я.
— В Липецке в домах два выхода: один парадный, другой хозяйственный, — объяснил гость.
— Здорово придумали! — одобрил мой брат.
— А окошки в старых домах у нас поменьше ваших будут.
— Видно, тепло зимой сберегаете, — предположила я.
— Наверное. Мне нравятся липецкие домики. А моей сестренке Надюшке они кажутся сказочными. Когда мы ходим по главной улице, она прижимается ко мне и шепчет: «Давай поскорее уйдем отсюда. Мне страшно. Вдруг из-под крыльца сейчас вылезет Баба Яга и ее свора: волк, сова и гуси-лебеди». Мы
Василий задумался. Потом продолжил с теплой улыбкой:
— Город тихий, зеленый. Люди очень хорошие. С пятидесятого года там живу. Сначала ремесленное училище закончил. Нас «кулешниками» дразнили. Сразу выдали форму: черную длинную шинель с серебряными пуговицами и фуражку. После деревенской круглогодичной фуфайки я принцем выглядел. Кормили вкусно. В столовой красивые тарелки. Подстаканники.
— Такие, как в поезде подают? — спросила я.
— Да. Я не то что подстаканников, тарелок в деревне не видал. Из общей миски ели. Женщины в столовой внимательные. Всегда о здоровье спросят, добавки дадут. Жалели нас, потому что мы в чужом городе без родителей. Педагоги в училище не только учили, но и воспитывали. Замполит был заботливый. По-отечески разговаривал, книжки вслух читал, объяснял, как надо жить. Историка Наума Марковича я очень любил. У него в войну голова была пулей пробита. Умнейший человек! Какое воспитание в деревне было? Желудок бы наполнить. А учитель нам ярко о жизни многих поколений людей рассказывал, и мы начинали понимать, что такое Человек и каково его предназначение. Благодаря Науму Марковичу я узнал, что мозги даны для того, чтобы их использовать во благо.
Мастера никогда не ругали, с душой, с подходом учили. Самую простую операцию требовали выполнять четко. Чувство ответственности и уважение к профессии прививали. Говорили: «Делай хорошо, плохо само получится». По окончании ремесленного училища я получил высший разряд и сам пошел в школу рабочей молодежи. Родители не заставляли. Понял, что без образования многого не достигну. В школе рядом со мной учились взрослые люди. Очень серьезные. Я с них пример брал. Жил в рабочем общежитии. На ужин в столовую из-за уроков не успевал. Мне друг в комнату еду приносил, — с удовольствием рассказывал Василий, а мы с большим интересом мы слушали.
А он все листал и листал страницы своей короткой, но насыщенной событиями жизни:
— Всякие ребята рядом жили. Один морячек под блатного косил. На драки ребят вызывал. Пытался показать, что всех главней. Так и пропал из-за своей глупости. Я очертя голову не совался в драки, уже понимал, что сильный духом человек не мордобоем воспитывается, а умом, но достоинство не терял, когда нажимали. Сердечко дрожит, а я зубы сцеплю, виду не показываю и выступаю вперед, чтобы себя и друга Борьку защитить. За спины не прятался.
Некоторые пацаны не хотели, чтобы я учился: то ужин перевернут или выбросят, то постель унесут и голую сетку оставят. Ребята из комнаты выручали, делились одеялом, подушкой. Как-то просыпаюсь — нет ни брюк, ни ботинок! Детдомовцы стибрили и на рынке за курево продали. Нашли их, посадили. А я себе одежду из деревни привез и в ней ходил.
Завод у нас великолепный. Мастер в первый день сказал: «Дома ты — хозяин. На завод пришел — тоже по-хозяйски веди себя, чтоб все по уму было».
— А в общежитии очень трудно жить? — спросил брат.