Надежный человек

Шляху Самсон Григорьевич

Агаке упорно молчал, однако Илие не знал, что причиной тому была икона, висевшая в углу комнаты, к тому же поблекшая, с полустершимися красками, что делало ее еще большей святыней в глазах крестьянина, каким оставался в своей сути Агаке. Правда, он никогда не молился и не ходил в церковь, однако сейчас, наблюдая за Даном, заметил, что тот бросает в сторону иконы молитвенные взоры, и это взволновало его.

Он осторожно стал приближаться к углу, где висела икона, и внезапно окаменел, увидев, что за нею спрятано.

 — Хорошо, но кто, если не Кыржэ, спас Лилиану

от смерти? — снова оправдывался Дан. Он поднялся с кровати — удрученный, подавленный — и как-то робко, неуверенно сделал шаг–другой по комнате. — Ее выдачи и сейчас требует гестапо.

Чувствуя на себе взгляды всех троих, он внезапно остановился — напрягшись, как перед броском, однако его бросок к иконе был остановлен стремительным рывком Агаке.

Теперь они стояли лицом к лицу. Агаке держал Дана за плечи, слегка приподняв, как будто проверяя вес тела, потом стал медленно разжимать пальцы правой руки.

 — Ты нечестный человек, — подталкивая его в спину, поближе к двери, сказал он. — С такими руками я бы к хлебу тебя не подпустил… Нет, нет!

И вновь наступила тишина, тягостная, напряженная. Затем поднялся со своего места Антонюк. Зайдя за спину Фурникэ, он сказал Кику:

 — Приказывай! По первому же знаку… все будет сделано.

 — Подожди. Вам с Агаке нужно уходить — дорога не близкая… Справлюсь и сам.

 — Нет! — решительно сказал Агаке. — Я останусь здесь.

Ладно, — согласился Василе, следя глазами за Даном, — тот лег на кровать, не заботясь о том, что мнется аккуратно постеленное покрывало. — Я пойду, если ж Агаке упрямится, то пускай… Завтра утром узнаешь, как прошло… Увидишь на небе красную полоску.

 — Хорошо! — Кику подтолкнул его в спину, чтоб не задерживался. — Я знаю, что должен делать… своими руками… потому что дал слово, — тихо добавил он, обращаясь к самому себе и словно бы избавляясь от какой-то тяжести…

Подождав, пока уйдет Антонюк, он подошел к Фурникэ и, взяв его за грудь, попытался поднять с кровати. Однако тот не мог удержаться на ногах — едва приподнявшись, тут же повалился на постель.

 — Встань, падаль! И так падаль, добивать не нужно! — Он снова помог ему подняться. — Отвечай: что плохого сделал тебе Кудрявый, из-за чего ты мог послать его на смерть? Ну?

 — Я думал: это просто выдумка… Мечта…

 — И решил убить мечту?

 — Не я, нет…

 — Ты решил иначе: симулировать любовь, чтоб выведать все про работу группы!

 — Неправда — я любил ее. Только она… Она любит вас. Каждого из группы!

 — Вытащи руки из карманов, сопротивляйся, тварь! — Кику слегка отпустил его, хотя и не совсем, все еще поддерживал — чтобы снова не упал. Сопротивляйся, гадина, чтоб хотя бы видеть лицо, по которому бить! — Его начало охватывать бешенство. По лбу катился пот, на душе было нестерпимо гадко… Он ослабил руки, и Фурникэ безвольно повалился на пол. — Дай мне пистолет, Ион! Достань, достань из-за иконы! — попросил он Агаке. — Чтобы скорее покончить… Нужно рассчитаться, раз и навсегда! Доставай, доставай… Сам же заметил его, не успели еще войти в комнату!

 —

Нет, ты не имеешь права… Какой же пекарь… Я знаю, что говорю: ты должен печь хлеб! — упрямо проговорил Агаке, хотя в то же время и достал из тайника пистолет.

 — Поднимись на ноги, слышишь! Она любила тебя… а ты предал ее. Так держись хотя бы сейчас, в последнюю минуту! — сурово проговорил Кику.

С тяжелым, мучительным вздохом юрист стал подниматься с пола. Бригадир не отрываясь следил за каждым его движением — как будто от того, удастся ли ему встать, зависело что-то очень важное.

В конце концов Фурникэ, опираясь о пол руками, полнился на колени. Оставшись в такой позе, он затаил дыхание, потом напрягся и резко вскочил на ноги. Быстрым прыжком рванувшись к двери, он оттолкнул Агаке и выбежал во двор.

Ион, однако, не медлил ни секунды — распрямившись, будто туго натянутая пружина, рванул за ним.

Что произошло во дворе, при свете первой утренней зари? По всей вероятности, ничего особенного. То, что и должно было произойти. Агаке вернулся в комнату, подталкивая юриста в спину пистолетом.

 — Говори: куда собрался бежать? — спросил Ион.

 — В сигуранцу, — с вызовом ответил юрист.

 — К господину Кыржэ… — проговорил Илие.

 — Да, к нему, — устало сказал тот.

 — …поручившему тебе это предательство!

Дан окинул его взглядом с головы до ног, по–видимому на что-то решившись.

 — Неужели думал выйти сухим из воды! — с явным нетерпением проговорил Агаке. И, чувствуя невыносимое отвращение, схватил его за ворот. — Но если говоришь, что ни в чем не виноват, зачем тогда убегать? Говори: почему хотел удрать?

 — Убить Кыржэ.

 — Голыми руками? — он указал в угол, где висела икона. — А это держал для нас? Чтоб не иконе кланялись — оружию? Стой, стон, не вырывайся!

Тот не ответил, и Агаке понял, что больше он не способен сопротивляться, только ощупывает почему-то глазами все тот же угол. Он отпустил парня, и тот тяжело опустился на пол, точно упал с большой высоты, — слышно было даже, как шлепнулись о паркет руки.

 — Подожди, подожди! — словно пробуждаясь ото сна, вздрогнул пекарь. — Значит, все это она только вообразила? Хорошо. — Он внезапно стал говорить мягко. — Очень может быть — от восхищения его именем… Но во что превратилась мечта после того, как ты распознал ее? Молчишь? — Он терпеливо подождал, надеясь услышать хоть слово в ответ.

Дан, однако, оставался глухим, только по–прежнему ощупывал безумными глазами угол.

 — Что таращишь глаза, ненормальный? Если мечтаешь о Кыржэ, тогда получай! — Агаке достал из-за пазухи пистолет, бросил его на колени Дану. — А теперь, бригадир, уходи отсюда! — Он стал выталкивать Кику из комнаты. — Ему уже не дождаться прощения — ни от людей, ни от бога. Иди, Илие, я сейчас… Иди, говорю, — мне только сказать несколько слов.

 — Скоро начнет светать, — предупредил бригадир и вышел, решив подождать Агаке во дворе… Вскоре, однако, он передумал, снова направился было в комнату, однако Ион уже выходил навстречу.