Надо ли России бояться Китая?

Дроканов Илья

Насколько тонкое это дело — Восток, нам некогда доходчиво объяснил товарищ Сухов. И сегодня понимание сущности стратагемного сознания Востока — это ключ для «расшифровки» скрытых мотивов в отношениях Китая с самыми мощными партнерами — Россией и Соединенными Штатами Америки. Для начала следует задуматься, всегда ли мы понимаем, чего в действительности хочет Китай. Например, тем аналитикам, которые пророчат грядущий военный конфликт Китая и России, следует вспомнить, что высшим проявлением воинской доблести считается в Китае победа без применения собственного оружия («убить чужим ножом»), В понимании китайцев самый великий воин тот, кто не воюет вообще. А когда мы видим очередное потепление отношений Китая с Соединенными Штатами, нужно задумываться о безопасности России, помня стратагему, предписывающую «объединиться с дальним врагом, чтобы побить ближнего». Из каждого внешнеполитического маневра Китая следует вычленять некий стратагемный алгоритм.

Сегодняшний расклад сил в мировой политике удивительно напоминает фабулу классического китайского романа «Троецарствие», посвященного событиям III века н. э., когда Поднебесная распалась

на три противоборствующие государства. Типология этих трех царств выглядит следующим образом: Вэй — агрессор, Шу — миролюбивое царство, а У — царство, питающее подозрение к Шу. В представлении современного Китая роль царства Вэй играют Соединенные Штаты Америки, миролюбивого Шу — сам Китай, а вечно настороженного У — Российская Федерация. Если бы не подозрительное отношение царства У, то двум царствам удалось бы сообща противостоять агрессору Вэй — такой политический вывод можно сделать из новейшего геополитического прочтения метафоры «Троецарствия» [35] . Однако «миролюбие» современного Китая — это реализация в политической практике мудрой стратагемы «в покое ожидать утомленного врага».

35

См. Девятов Л. П. Практическое китаеведение для тех, кто принимает решения. М., 2008. С. 119.

Мудрец Сунь Цзы учил: «только тот, кто преуспеет в военном деле, сможет разрушить чужие государства без продолжительной войны, сражаться он должен под Небом с высшей целью „сохранения"». Его завет актуален и для новейшей политики. При участии в глобальном соперничестве каждой стране следует правильно определить собственную позицию, ведь «если правильно выбрать место на берегу реки, то однажды ее воды принесут к твоим ногам труп твоего врага!».

Устойчивый треугольник разнонаправленных политических сил Китай — США — Россия (Советский Союз) образовался после окончания Второй мировой войны. На протяжении шести с лишним десятилетий векторы сил не раз менялись, принося успехи и неудачи той или иной стороне объективно существующей политико-геометрической фигуры. В начале 1950-х годов консолидированная позиция СССР и КНР нанесла ощутимый удар по американским интересам в Азии, и прежде всего в Корее. В 1970-1980-х годах Соединенные Штаты, боровшиеся против «империи зла», и Китай, выступавший против советского «гегемонизма», при кажущихся противоречиях объединились против Советского Союза. Активные усилия Вашингтона, молчаливо поддержанные Пекином, привели к тому, что над Кремлем навсегда был спущен краснозвездный флаг СССР.

Историческая справедливость требует признать, что, несмотря на перипетии запутанных и драматичных советско-китайских отношений, Китай сделал все от него зависящее для того, чтобы сохранить Советский Союз или хотя бы продлить его жизнь. Падение Советского Союза вызвало нешуточную тревогу в политической элите Китая. В Пекине вплоть до Беловежских соглашений не верили, что «старший брат» по социалистическому лагерю так быстро и бесславно прекратит свое существование. Вообще последние годы жизни СССР — это время небывалой активизации внешнеполитического сотрудничества с Китаем. Даже роковой 1991 год был наполнен рядом важных событий советско-китайского сотрудничества в политической, экономической, военной сферах. Лидеры Коммунистической партии Китая, всерьез обеспокоенные серией «бархатных революций» в Восточной Европе, пытались, очевидно, предотвратить повторение подобных событий и в Советском Союзе.

26 февраля 1991 года с визитом в Пекин прибыл заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС В. Ивашко, который обсуждал с китайским лидером Цзян Цземинем вопрос предоставления Советскому Союзу товарного кредита в 1 миллиард швейцарских франков. На Западе этот кредит оценили как политический шаг Китая — демонстрацию поддержки социализма в СССР. В начале мая в Пекин прибыл министр обороны Советского Союза маршал Д. Язов, обсуждавший вопросы расширения сотрудничества в военно-промышленном комплексе и, в частности, о поставках в Китай истребителей Су-27.

Логично, что Китай не оказался в числе стран, осудивших «путч» августа 1991 года. Российский дипломат Олег Борисович Рахманин отмечает: «Официальные источники в Москве и историки в Пекине сейчас обходят вопрос о фактическом одобрении китайским руководством документов, заявлений Государственного комитета по чрезвычайному положению. Известно, что посол КНР в СССР Юй Хунлян после появления документов ГКЧП… официально посетил в Кремле и. о. президента СССР Г. Янаева и выразил позитивное мнение пекинского руководства […]. Когда руководящие деятели СССР, входившие в ГКЧП, были арестованы, срочно собралось Политбюро ЦК КПК, на котором… был обсужден курс внутренней и внешней политики Китая, направленной на предотвращение „падения социализма"…» [36] Историки и политики спорят об истинном значении августовского «путча», но одной из главных версий является предположение о том, что ГКЧП был создан для предотвращения краха социализма в Советском Союзе. За августовским «путчем» последовали декабрьские Беловежские соглашения, поставившие точку в истории СССР. Премьер Госсовета КНР Ли Пэн заявил, что «коренные реформы в Советском Союзе привели к великому хаосу и к развалу» и что ситуация в СССР стала «непредсказуемой». Скрепя сердце Китай признал независимость бывших союзных республик и начал строить новую внешнюю политику — уже исходя из того, что СССР проиграл «холодную войну» и мир стал однополярным.

36

Рахманин О. Б. К истории отношений России-СССР с Китаем в XX веке. Обзор и анализ основных событий. М., 2002. С. 81.

Американский политолог Гилберт Розман заметил, что в то время, когда рушился Советский Союз, «в Китае высказывались опасения, что из всех стран Азиатско-Тихоокеанского региона Россия сделает

главную ставку на Японию. Считалось, что в результате деловые и экономические контакты с Японией отодвинут на задний план российско-китайские отношения… В таких условиях возросла бы угроза применения разработанного совместно Соединенными Штатами, Россией и Японией плана по установлению контроля над Китаем» [37] . Еще 11 апреля 1974 года, когда социалистический лагерь казался несокрушимым, член Политбюро ЦК КПК Дэн Сяопин на Генеральной сессии Ассамблеи ООН говорил о том, что «две сверхдержавы — США и СССР — сумасбродно пытаются захватить мировую гегемонию» и являются «самыми крупными в наше время международными эксплуататорами и угнетателями» [38] , навязывая свою волю и Китаю. Действительно, быстро развивающийся Китай чувствовал себя между двух огней, между Сциллой и Харибдой. Он был заинтересован в завершении «холодной войны», даже ценой поражения той страны, которую долгое время почтительно именовал «старшим братом». Как оказалось, время работало против Советского Союза, но — в пользу Китая. В 1991 году распад СССР оценивался в Пекине как удар по геополитическому положению Китая. Но в глобальной перспективе оказалось, что Беловежские соглашения принесли Китаю больше выгоды, чем ущерба. Во-первых, исчезновение советской сверхдержавы открыло перед Китаем путь к мировому лидерству. «Перепрыгнуть» через голову «старшего брата» при его жизни Китаю было не суждено, а в условиях однополярного мира Китай очень быстро занял освободившееся место восточного «центра тяжести». Во-вторых, китайское руководство сделало надлежащие выводы из ошибок советских коммунистов, которые не смогли провести своевременные экономические реформы и модернизировать промышленность. Профессор-экономист А. С. Селищев на сей счет замечает: «Роль рыночных механизмов в КНР значительно возросла после демонтажа СССР, когда в 1992 году на XIV съезде КПК было принято решение всемерно ускорить экономическое развитие страны в связи с превращением мировой системы в однополярную. Если в 1980-е годы рыночные отношения формировались главным образом в сфере материального производства, то с начала 1990-х годов бурное развитие получили рынки недвижимости, ценных бумаг, информации, рабочей силы, научных технологий» [39] . По мнению ряда аналитиков-китаистов, вся внешняя политика Поднебесной сегодня жестко детерминирована принятой в 1993 году Военным советом при ЦК Компартии Китая доктриной под названием «Три севера, четыре моря». Суть ее сводится к тому, что Срединное государство (Китай) занимает центральное место в пространстве четырех океанов — от Северного Ледовитого до Индийского и от Атлантического до Тихого. Центр, то есть Китайское государство, должен в исторической перспективе одолеть три «севера» — Североамериканские Соединенные Штаты, Североатлантический альянс (НАТО) и евразийский север — Россию [40] . Поскольку в Китае издавна высшим проявлением военного искусства считается одоление врага без применения оружия, то в доктрине «Три севера, четыре моря» следует видеть стратегию бескровного доминирования и «мягкой силы». Китай явно не хочет войны ни с кем из трех «северов».

37

Розман Г. Китай, Япония и кардинальные изменения на постсоветском пространстве. Глобальные возможности и региональные угрозы // Российско- китайские отношения глазами американцев. М., 1997. С. 63.

38

См. Бурлацкий Ф. Мао Цзэдун. «Наш коронный номер — это война, диктатура». М., 1976. С. 310.

39

Селищев А. С., Селищев Н. А. Китайская экономика в XXI веке. СПб., 2004. С. 201.

40

Девятов А. П. Практическое китаеведение для тех, кто принимает решения. М., 2008. С. 136.

Российская Федерация, появившаяся на дымящихся развалинах советского колосса, оказалось намного слабее своего предшественника. А две другие стороны треугольника в тот период, наоборот, укрепились. Пришедшее в начале 1990-х поколение российских дипломатов пыталось прислониться к «кормильцам» из-за океана, образовать новый союз Россия-США. Вашингтонских политиков подобный альянс не интересовал, потому что лидеру нового однополярного мира не требовалась территория от Калининграда до Владивостока в форме суверенного государства. Интересны были сырьевые ресурсы, а не какие бы то ни было политические сюрпризы. С огромным трудом в начале XXI века московскому руководству удалось вытянуть страну из положения долгового рабства и восстановить ее авторитет до того уровня, когда в мире начинают с ней считаться.

Китай — ближайший сосед России на Дальнем Востоке, поэтому в российской политике появились надежды завести дружбу с быстро прогрессирующей Поднебесной и создать собственный военно-политический союз против потенциальных недругов. Однако в Пекине открыто не заинтересовались идеей возобновления «вечной дружбы» образца 1950-х годов. Хотя на практике сближение сторон в политической И экономической сферах произошло, и новая модель российско-китайских взаимоотношений стала именоваться стратегическим партнерством.

Во внешней политике и Российская Федерация и Китайская Народная Республика безусловно следуют духу и букве основополагающих международных актов, выработанных мировым сообществом после окончания Второй мировой войны. В решении экономических проблем соседние страны в настоящий момент завязаны друг с другом настолько, что не могут позволить себе проявление конфронтации. При этом лидеры в Москве и Пекине неоднократно подчеркивали, что совместно выступают за формирование многополярного мира против гегемонии одного государства на международной арене.