Надвигается беда. Механизмы радости
Шрифт:
— Ах, Господи, опять та самая шутка?
Отец Брайан почувствовал, что кровь прилила к его щекам и они вспыхнули, поэтому он изо всех сил постарался, чтобы она отхлынула к более холодным областям его тела.
— Шутка? Это выходит далеко за рамки простой шутки. Вот уж целый месяц только и слышишь повсюду: «Канаверал то, да Канаверал се, траектории, астронавты». Можно подумать, что это Четвертое Июля, он по полночи не спит из-за этих ракет! Я, собственно, хочу сказать, ну что это за жизнь теперь, что за карусель каждую ночь с этой машиной-Горгоной, которая стоит у дверей и начисто
— Да-да, — согласился отец Келли. — А все-таки что это вы там говорили насчет папы?
— Это не о новом, о предпоследнем, — устало ответил Брайан. — Покажите ему вырезку, отец Витторини. Витторини замялся.
— Покажите, — настаивал Брайан.
Отец Витторини вынул маленькую газетную вырезку и положил ее на стол.
Даже не переворачивая, отец Брайан прочитал плохие новости:
«ПАПА БЛАГОСЛОВЛЯЕТ ШТУРМ КОСМИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА».
Отец Келли вытянул палец и осторожно дотронулся до заметки. Потом взял ее и вполголоса с выражением прочитал, подчеркивая ногтем каждое слово:
— «ЗАМОК ГАНДОЛЬФО, ИТАЛИЯ, 20 СЕНТЯБРЯ. Сегодня папа Пий XII дал свое благословение усилиям человечества, направленным на завоевание космического пространства. В выступлении перед делегатами Международного Конгресса по космическим полетам Понтифик сказал: "Господь не намерен ограничивать человека в его попытках покорить космос".
Четыреста делегатов Конгресса, посланцы двадцати двух стран, были приняты папой в его летней резиденции.
"Этот Конгресс, посвященный космическим полетам, имеет огромное значение для нашего времени — начавшейся эпохи исследования человеком космического пространства, — сказал папа. — Он затрагивает интересы всего человечества… Человеку необходимо приложить немалые усилия, чтобы установить новые отношения с Богом и его вселенной"».
Отец Келли читал все медленнее и наконец остановился.
— Когда была напечатана эта заметка?
— В 1956 году.
— Неужели так давно? — Отец Келли отложил ее в сторону. — Никогда ее не читал.
— Похоже, — сказал отец Брайан, — что вы и я, отец, вообще читаем не очень много.
— Каждый мог пропустить ее, — ответил Келли, — это совсем крохотная заметка.
— Но в ней заложена очень большая идея, — добавил отец Витторини, всем своим видом демонстрируя хорошее настроение.
— Дело в том, что…
— Дело в том, что, — перебил Витторини, — когда я впервые заявил об этом, правдивость моих слов была подвергнута очень серьезным сомнениям. Теперь мы видим, что я говорил истинную правду.
— Разумеется, — поспешно сказал отец Брайан. — Однако, как заметил наш поэт Уильям Блейк: «Коль правду ты во зло употребил — гнусней лжеца любого поступил».
— Безусловно. — Витторини продолжал излучать дружелюбие. — Но разве не Блейк написал также:
Кто собственным глазам не доверяет, — Не верит никогда и никому. Но Солнце и Луна коль веру потеряют, Вселенная— Весьма убедительно, — добавил священник-итальянец, — и очень подходит для космической эры.
Отец Брайан уставился на возмутительного спорщика:
— Я был бы вам бесконечно благодарен, если бы вы не цитировали нам нашего Блейка.
— Вашего Блейка? — спросил стройный бледный мужчина с волнистыми темными волосами. — Странно. Я всегда был убежден, что он англичанин.
— Поэзию Блейка, — сказал отец Брайан, — очень любила моя мать. И именно она рассказывала мне, что у него была ирландская кровь по материнской линии.
— Искренне признателен вам за столь ценные для меня сведения, — поблагодарил отец Витторини. — Однако же вернемся к газетной заметке. Теперь, когда мы ее наконец разыскали, не пора ли нам поподробнее ознакомиться с энцикликой Пия Двенадцатого?
Отец Брайан, осторожность которого была его второй натурой, недоверчиво спросил:
— Что же это за энциклика?
— Позвольте, та самая — о космических путешествиях.
— Он не мог написать этого!
— Тем не менее написал.
— О космических полетах! Специальная энциклика?
— Совершенно верно — специальная.
Оба священника-ирландца чуть было не попадали с кресел — настолько сильным оказался для них этот удар.
Отец Витторини делал движения, как человек, приводящий в порядок свой костюм после взрыва: сощелкнул пылинку с рукава, стряхнул волосок, подобрал две-три хлебные крошки со скатерти.
— Неужели недостаточно было того, — проговорил отец Брайан упавшим голосом, — что он пожал руки этой шайке астронавтов, сказал им, дескать, молодцы, ребята, и все такое, — но ему показалось мало, и он обо всем этом еще и написал?
— Этого было недостаточно, — подтвердил отец Витторини. — Он, как я слышал, пожелал подробно изложить свои взгляды относительно проблем жизни на других планетах и влияния этого феномена на христианский образ мышления.
После каждого из этих слов, произнесенных очень отчетливо, двое других мужчин все дальше откидывались назад в своих креслах.
— Вы слышали? — прошептал отец Брайан. — А вы сами это еще не читали?
— Еще нет, но я намереваюсь…
— Вы много вещей намереваетесь сделать, и отнюдь не самых лучших. Иногда, отец Витторини, — и мне крайне неприятно говорить это, — ваши речи звучат совершенно неподобающим для священнослужителя католической церкви образом.
— Я говорю, — парировал Витторини, — как итальянский священник, пытающийся сохранить поверхностное натяжение церковного болота, где я по воле Божьей оказался в окружении огромного стада клерикалов по имени Шогнесси, и Налти, и Фланнери, значительно превосходящих меня по численности, которые начинают панически метаться по кругу, словно карибу или бизоны, стоит мне лишь шепнуть: «папская булла».
— Теперь я уже нисколько не сомневаюсь, — тут отец Брайан скосил глаза в ту сторону, где, по его представлению, должен располагаться Ватикан, — что вы собственнолично, окажись вы там, втянули бы Святого Отца во все это дуракаваляние с космическими путешествиями.