Наемник
Шрифт:
Промелькнули горное озеро, купол Второго поста и водопад, питавший реку. Перестук копыт делался то глуше, то звонче, асфальт сменяли горбатые гулкие спины мостов, тяжелый пистолет в кобуре хлопал Каргина по бедру, серый ковер дороги разворачивался все быстрей, все стремительней, и казалось, что в очередном прыжке кони взлетят в воздух, проплывут в нем и рухнут без всплеска и фонтанов брызг в океанскую синь.
Как бы в самом деле куда-нибудь не рухнуть, забеспокоился Каргин, но у дорожной развилки вороная сбавила ход и, пофыркивая, начала спускаться по серпантину на пляж. Пришпорив
– Скучал, ковбой? – Нэнси лукаво покосилась на него.
– Не было повода, сестренка. Служба дни и ночи, – отозвался Каргин.
– Служба? Вот как? А я-то думала, в этой дыре только и делают, что скучают.
– Ну, отчего же? Кроме службы тут масса интересных занятий. Можно на звезды глядеть, выслеживать космических пришельцев, можно пиво пить или охотиться на крыс… Еще – присматривать за твоим дядюшкой.
– И как тебе дядюшка?
Неопределенно пожав плечами, Каргин произнес:
– А что? Дядюшка вполне о'кей… Пожилой джентльмен, но в хорошей физической форме. Правда, слегка суховат… Но это уж проблема его племянников и племянниц.
Ответная реплика Мэри-Энн была выразительной, но неразборчивой. Лошади спускались вниз, поматывали головами, шли неторопливо, будто давая всадникам время поговорить. Над дорогой смыкались ветви деревьев, ее асфальтная лента была перечеркнута тенями и походила на блеклую мозаику из серых и черных пятен.
– Моей матери, Оливии Халлоран, по завещанию деда досталась шестая часть фамильного состояния. Остальное, конечно, унаследовал дядюшка, – вдруг сказала Мэри-Энн. – Потом мама вышла замуж за Джеффри Паркера, нашего с Бобом отца… за англичанина… Но это было не единственным его грехом.
Каргин не произнес ни слова, с невозмутимым видом разглядывая холку мерина. Вероятно, в семье Халлоранов имелись свои счеты, но он не горел желанием в них разбираться. Как говорят британцы, у каждого свой скелет в шкафу.
– Отцу хотелось участвовать в делах компании… – Взгляд Мэри-Энн скользил по резным кронам дубов и сейб. – Его право, верно? Как ты считаешь, Керк? Все-таки член семейства и крупный акционер… Но дядюшка не признает компаньонов. Особенно тех, которые любят противоречить и спорить… Таких он гнет в бараний рог. Так ли, иначе, но сгибает. Учти, ковбой: он – великий мастер сыграть на человеческих слабостях.
– А слабости были? – с вежливым интересом спросил Каргин.
– Были. Отец… он… он увлекался женщинами. Дядюшка это поощрял… не сам, конечно, через десятые руки. И все записывалось, фиксировалось на пленке и подшивалось к делу. Два года или три, а может, все четыре… Не знаю. Я была слишком мала. Потом… Ну, ты понимаешь, что случилось потом.
– Сообщили матери?
Она кивнула.
– Да. Но сразу они не разошлись. Ссорились долго, скандалили… Мать отобрала у отца доверенность на управление имуществом и тем пакетом акций, который ей принадлежал. Деньги, однако,
Богатые тоже плачут, подумалось Каргину. Пожалуй, счастье, что он небогат, да и отец ничего не выслужил, кроме ран, двухкомнатной квартиры и дюжины орденов. Богатство висит над человеком темной тучей, бросая тень на самое святое, на родственные чувства, на любовь. Вот и Кэти, ласточка… Всем девушка хороша, однако богатого ей подавай! Подумав об этом, Каргин ощутил раздражение и – неожиданно – укол боли.
Стиснув зубы, он посмотрел вперед. Спуск закончился, и дорога уходила в заросли, подступавшие к пляжу сплошной зеленой стеной. Воздух тут был душноватым и пряным; морские соленые запахи смешивались с влажными испарениями мангр. Солнце еще висело высоко, не доставая пару ладоней до причудливых скал Хаоса.
Чтобы изгнать мысли о Кэти, Каргин сделал глубокий вдох, расслабился и заглянул в лицо девушки.
– Где же теперь твой отец? По-прежнему проматывает деньги?
– Нет. Он умер. Лет через пять после разрыва с матерью.
– А с нею что?
– Она в Санта-Кларе, в лечебнице… Клиника «Рест энд квайет»… так мы ее называем – клиника. А в сущности – психушка для богатых.
«Покой и тишина», мысленно перевел Каргин, а вслух спросил:
– Поэтому ты и живешь в «Эстаде»? С братом?
Губы Мэри-Энн скривились, словно в рот ей попало что-то кислое.
– С ним живет Мэнни… ну, и другие из клуба «Под голубой луной». А я так, навещаю… У меня квартира в Нью-Йорке, на Мэдисон авеню. Подарок щедрого дядюшки.
– Могла бы не принимать такие подарки, – заметил Каргин. – Как-никак, шестая часть фамильного состояния – за вами.
Нэнси замотала головой, рыжие волосы разлетелись, вспыхнули на свету огненными нитями.
– Уже нет. Если ты, ковбой, имеешь на меня виды, то учти: я сижу в кармане у старого козла. Все мы там сидим – и я, и мама, и Бобби… Бобби – глубже всех.
– Почему?
– Потому, что хочет больше. И думает, что все получит. Деньги, могущество, власть…
– Разве не так?
– Так, не так… Не знаю. – Мэри-Энн поморщилась. – А знаю одно: все проекты дядюшки насчет Боба терпели крах. Полное фиаско! А такой, какой он есть, он Патрику не нужен.
– Насчет тебя тоже есть проекты?
– Сомневаюсь, Керк. Наследственность у меня неважная. Пью, как мать, гуляю, как отец… В общем, я не пай-девочка и никогда не пела в церковном хоре.
– Это я заметил, – откликнулся Каргин.
Они выехали на тянувшуюся вдоль бухты полосу песка. Ветра не было, и тент, закрепленный меж пляжными домиками, уныло провис над полукругом шезлонгов. Поверхность бухты казалась недвижной как полированный лазуритовый стол; блики солнца дробили ее внезапными вспышками-взрывами.
– Ну-ка, сними меня, – сказала Мэри-Энн, когда лошади остановились у помоста. Вороная косила на мерина огненным глазом, но тот, опустив голову, равнодушно уставился в песок.