Наемники фортуны (сборник)
Шрифт:
– Эй, ты, не трогай это! – зашипел Почтарь, подскакивая ко мне. Небритая рожица его смешно исказилась, низкий лоб сморщился, черные брови задрались, как и верхняя губа, обнажившая острые мелкие зубы. – Не трогай чего не положено, не научила тебя родительница чужого не брать?! – Озабоченно сопя, он поправил портфель, погладил быстрыми тонкими пальцами шершавую кожу и побежал обратно.
Чак, забравшись на заднюю лавку, посмотрел вслед монаху и постучал кулаком по лбу. Покосился на меня, придвинувшись ближе, зашептал:
– Ну ты хорош, наемник. Зачем с Лукой Стидичем
Почтарь, взгромоздившись на выступ за тумбой с рукоятями, обернулся на пассажиров.
– Все готовы? – спросил он. – По сторонам глядите, если что увидите – сразу стреляйте.
– А что мы можем увидеть? – живо полюбопытствовал Чак.
– Да много тут всякого, – монах сдвинул рукоять и подался вперед, нажимая на педаль, – в темноте шастает.
Скрежетнули тормозные колодки, двигатель снова заперхал, и дрезина покатилась вперед.
* * *
Колеса стучали на стыках рельс, мотор тарахтел и чихал. Туннель полого изгибался, иногда с покатого свода капала вода. Фара на стойке рулевого колеса мерцала, то почти совсем угасая, то разгораясь ярче.
– Почтарь, сколько нам ехать? – спросила Юна Гало.
– Долго, долго, – ответил монах, не оглядываясь. – С конца в конец пути. Я вас после другим передам, они на тепловозе, на большом. Я не люблю это, я сам по себе…
– Лука? – Юна повернулась на лавке. – Я думала, ты придешь не один, а с другими монахами. Ведь Гест должен понимать, что в Балашихе для нас опасно.
Жрец ничего не ответил, зато снова заговорил Почтарь:
– С другими только опаснее! Я один по туннелям и езжу, и хожу…
Лука Стидич заерзал на лавке.
– Сообщения разношу из Храма, – продолжал монах, поворачиваясь и быстро кивая, – послания, посылки, вылез наверх, передал – и сразу вниз. Живу здесь, всё тут знаю. А другие ничего не знают. Только шуму от них да света много. Факелы их, стуки–грюки… Только хуже будет, а Почтарь вас куда надо доставит. Почтарь…
– Болтаешь много! – оборвал его Лука.
Монах отвернулся. Некоторое время мы ехали молча. Сырая тьма расступалась перед дрезиной и смыкалась за ней. Пахло мазутом и плесенью, воздух был спертый, дышалось тяжело. Наклонившись к Чаку, я тихо спросил:
– Что за школа убийц в Меха–Корпе?
Карлик взглянул на меня удивленно:
– Это чё за вопрос, человече? Что за школа… Да вот такая у них школа. А чем, по–твоему, Меха–Корп вообще занимается?
Припомнив рассказ Юны, я ответил:
– Держит лаборатории с мастерскими, где развивает всякие… ну, науки, которые были до Погибели. Электронику.
– Ну, а монеты они где на все это берут? Чтоб лаборатории эти содержать?
Понятия не имея, как Механическая Корпорация финансирует свои исследования, я предположил:
– Продают то, что изобрели, а как же еще?
Карлик покрутил головой, покосился на сидящих впереди спиной к нам Юну с Лукой и прошептал:
– Ты откедова свалился, южанин?
Когда он замолчал, мои мысли сами собой вернулись к тому, о чем я уже неоднократно думал. Что вокруг? Куда я попал? Как, если это виртуал, узнать правду? Неожиданно в голову пришел простой ответ: надо сделать нечто невероятное, невозможное для этого мира. Нечто, что убьет меня.
Что, если, к примеру, сейчас я перемахну через рычаги ручной тяги, пройду между Лукой и Юной, оттолкну Почтаря и прыгну на рельсы перед дрезиной? Что, если она переедет меня, размажет грудь, голову?.. Может, после этого стены туннеля станут прозрачными, исчезнут, и я увижу зал лаборатории и три силуэта за тонированными стеклами под потолком?
Картина эта встала перед глазами очень ясно, я зажмурился и мотнул головой, избавляясь от наваждения. Нет, это не выход, потому что я не знаю точно, виртуал вокруг или нет, и могу умереть по–настоящему. Надо придумать что–то другое…
Карлик, воспринявший мое движение по–своему, прошептал, отпрянув:
– Э, человече, тебя что, мутит? Ты, смотри, на меня не того… Да мы ж не быстро едем совсем, что с тобой?
– Ничего, просто… – начал я и замолчал. За стеной туннеля зашумела вода, что–то гулко плеснулось, будто опрокинулась большая ванна, и сквозь щели брызнули тонкие струйки. Напор усилился, они ударили сильнее, а потом туннель изогнулся, и этот участок остался за поворотом.
– Плохо, плохо! – Почтарь привстал, глядя назад поверх наших голов. – Что, дождь наверху?
– Сильный дождь, – подтвердил Лука. – Может затопить?
Монах снова сел, громко сопя.
– Здесь – нет, здесь не может, но впереди… там и раньше… В Тихие туннели неохота сворачивать, ох неохота, там много всего… много всякого…
– Что такое Тихие туннели? – спросил я, но он не ответил.
Тональность звука, с которым дрезина катила по рельсам, изменилась, и слева возникло отверстие другого туннеля, узкого и с низким сводом – если бы мы въехали туда, мне и Луке пришлось бы пригнуть головы. В проход свисали толстые языки мха, они качнулись в потоке воздуха, когда дрезина проехала мимо.
– Почтарь! – позвала Юна. – Это ответвление ведет в Тихие туннели, про которые ты говорил?
– Туда, туда. Сейчас еще будет…
Дрезина накренилась на повороте, и справа опять возникло заросшее мхом начало туннеля, а потом, с небольшим промежутком, еще два. Перед последним колеса простучали по стыку рельс на стрелке. Мелькнул рычаг с черным коробом на конце, а в боковой туннель убежали две тусклые полоски рельс. Проезд в него был частично перекрыт гермозатвором, на треть выдвинутым из стены.