Нагие и мёртвые
Шрифт:
Отдохнув минуту-другую, чтобы собрать остаток сил, они начали поднимать пушку на противоположный берег. Толио хрипел, как бык; его команды звучали так, как будто всходили из самой глубины чрева.
– Взяли! Еще раз – взяли! – рычал он. – Не отпускай, не отпускай!
Казалось, что трое солдат вот-вот лопнут от напряжения. Пушка не повиновалась, двигалась очень медленно, предательски стремилась скатиться вниз. Дрожавшие от напряжения ноги начали сдавать.
– Держите! Держите! – ревел Толио. – Не пускайте назад!
Образовав своими телами преграду позади пушки, они тщетно старались
– Е-е-щ-е – взяли! – крикнул Толио.
Пушку удалось продвинуть еще на несколько футов. Вайману показалось, что мышцы его живота вот-вот порвутся. Отдохнув несколько секунд, они снова протолкнули пушку немного вперед. Медленно, дюйм за дюймом, им удалось приблизиться к верхнему срезу берега. Когда до среза оставалось всего три-четыре фута, Вайман почувствовал, что силы покидают его. Он попробовал мобилизоваться, но из этого ничею не вышло: мышцы совсем ослабли, и теперь он держал пушку только весом своего поникшего тела. Пушка начала сползать вниз, и Вайман инстинктивно отскочил в сторону. Теперь она удерживалась только Гольдстейном и Толио, отчаянно ухватившимися за спицы колес. Когда Вайман отскочил, им показалось, что кто-то толкает пушку сверху. Гольдстейн держался до тех пор, пока медленно поворачивавшееся колесо не оттянуло его руки настолько, что пальцы на спицах один за другим начали выпрямляться. В последний момент он с отчаянием крикнул Толио:
– Берегись!
Затем пушка с грохотом покатилась вниз; не удержавшиеся на ногах Толио, Гольдстейн и Вайман покатились вслед за ней, как катятся под уклон бревна. Пушка ударилась о большой камень, и одно колесо отлетело. Поднявшись на ноги, солдаты начали ощупывать в темноте искалеченную пушку, как щенки зализывают раны своей матери. Вайман заплакал от изнеможения.
Происшествие привело к замешательству и неразберихе. Следовавшая за ними группа Крофта уже приблизилась со своей пушкой к обрыву.
– Чего вы там копаетесь? Что у вас происходит? – кричал сверху Крофт.
– У нас несчастье! – ответил ему Толио. – Подождите! – Ему и Гольдстейну удалось наконец повернуть застрявшую в камнях пушку. – У нас отскочило колесо! – продолжал он кричать наверх. – Теперь ее никак не сдвинуть отсюда.
– Уберите тогда ее с дороги! – крикнул Крофт, сопровождая приказ отборными ругательствами.
Ребята попытались, но не могли сдвинуть пушку с места.
– Нам нужна помощь! – крикнул Гольдстейн.
Крофт снова разразился ругательствами, но все же спустился вместе с Уилсоном вниз. Всем вместе им удалось наконец оттащить искалеченную пушку в сторону. Не говоря ни слова, Крофт возвратился к своей пушке, а Толио, Гольдстейн и Вайман взобрались на противоположный берег и заковыляли по тропе в бивак первого батальона. Солдаты, прибывшие туда раньше их, расположились на отдых прямо на земле. Толио и его друзья, не обращая внимания на жидкую грязь, распластались рядом с ними. В течение прчимерно десяти минут никто из них не проронил ни слова. То с одной стороны бивака, то с другой в джунглях разрывались снаряды, и тогда некоторые солдаты испуганно вздрагивали, но это был единственный признак того, что они еще живы. Мимо них непрерывно пробегали солдаты, звуки жаркого боя приближались, становились более
Вскоре появились Крофт, Уилсон и Галлахер. Они доставили свою пушку благополучно. Крофт окликнул в темноте Толио.
– Ну что тебе? Я здесь, – ответил Толио, не поднимаясь с с земли.
Крофт подошел и сел рядом. Он дышал отрывисто, словно только что закончивший дистанцию бегун.
– Я пойду искать лейтенанта... доложу ему о вашей пушке. Как же это, черт возьми, произошло?
Оперевшись на локоть, Толио неохотно приподнял голову; он с досадой подумал, что надо давать какпе-то объяснения.
– Не знаю, – медленно ответил он. – Я услышал, как Гольдстейн крикнул: «Берегись!», а потом пушку словно кто-то вырвал из рук, и она покатилась вниз.
– Говоришь, Гольдстейн крикнул? А где он? – спросил Крофт.
– Я здесь, сержант, – раздался в темноте голос Гольдстейна.
– Почему ты закричал «берегись»?
– Не знаю... Я неожиданно почувствовал, что не смогу больше держать ее... Ее как будто кто-то толкнул вниз.
– А кто был с вами третьим?
– Я, сержант, – послышался слабый голос Ваймана.
– Ты что, отпустил ее?
Вайман побоялся признаться.
– Нет, – ответил он тихо. – По-моему, сначала закричал Гольдстейн, а потом пушка начала катиться на меня, и я отскочил в сторону. – Вайман уже начинал и сам верить в правдивость своего объяснения, однако тут же почувствовал угрызения совести. – Виноват, наверное, все-таки был я, – поспешно добавил он, но таким усталым и неискренним голосом, что это дало Крофту основание заподозрить Ваймана в попытке защитить Гольдстейна.
– Да? – гневно бросил Крофт и, повернувшись к Гольдстейну, добавил: – Слушай, ты, Абрам...
– Меня зовут не Абрам, – обиделся Гольдстейн.
– Наплевать мне на то, как тебя зовут. В следующий раз, если ты выкинешь такую штуку, я отдам тебя под суд военного трибунала.
– Мне кажется, я не отпускал ее, – слабо запротестовал Гольдстейн. Теперь и он был не совсем уверен, как все это произошло. Он не мог восстановить в памяти, как это было, когда он почувствовал, что пушка начала вырываться из рук, и кто тут виноват. Он думал, что сначала пушку отпустил Вайман, но, поскольку тот отрицал свою вину, Гольдстейн со страхом решил, что виноват во всем он. Как и Крофт, Гольдстейн подумал, что Вайман просто защищает его. – Я точно не уверен, – тихо добавил он, – но не думаю, что отпустил ее первый.
– Не думаешь! – презрительно упрекнул его Крофт. – Слушай, Гольдстейн, за все время пребывания во взводе ты ничего не делал, а только выдвигал разные умные идеи о том, как лучше сделать то да как лучше сделать это. Когда же от тебя требуют настоящего дела, ты прячешься в кусты. Кому как, а мне это надоело.
Незаслуженные обвинения вызвали у Гольдстейна чувство беспомощного гнева, на глаза навернулись слезы. Он с отчаянием отошел в сторону и снова лег на землю. Он злился теперь на самого себя и на свою беспомощность.