«Нагим пришел я...»
Шрифт:
– Мадемуазель, – обратился он к ней, когда девушка поравнялась с ним, – вы мне позволите… – И запнулся, не зная, как лучше выразить свою мысль.
Она приостановилась. Мольба, прозвучавшая в его голосе, была совсем не похожа на обычные заигрывания.
Огюст торопливо добавил:
– Мадемуазель, какая у вас чудесная походка! Это другое дело, подумала она, походкой она гордилась. Девушка с достоинством ответила:
– Я из Лотарингии, Жанна д'Арк [30] была оттуда родом. – Вдруг в ней заговорила подозрительность крестьянки: – А вам что до моей походки?
30
Жанна
– Я художник. – Он показал на фигуры, которые лепил. Надо надеяться, она догадается, что не он их автор. – Понимаете?
– Художник? Непохожи. – На нем была синяя блуза рабочего и мешковатые штаны, и он, скорее, походил на поденщика.
– Я скульптор.
– О! – Она уставилась на него, как на диковинку. Скульптора она в жизни не видела. – У вас ведь интересная жизнь, верно?
– Пожалуй. А вы чем занимаетесь?
– Швея. Но со временем буду модисткой на улице Ришелье. Я хорошо шью.
Он вздохнул:
– Это замечательно.
– Что замечательно? Что я умею шить?
Он думал о ее фигуре. Одежда не могла скрыть, что сложена она, как Венера, пышногрудая крестьянская Венера.
Она решила, что он потешается над ней, и двинулась дальше. Но он бросился за девушкой, преградил путь. Какой настойчивый и смелый, подумала она, и какая у него мускулистая грудь и широкие плечи, этакий молодой бычок, хоть и не выше ее ростом. И еще ей понравились его резкие орлиные черты лица, высокие скулы, пронизывающий взгляд серо-голубых глаз, густые длинные рыжеватые волосы, выразительный нос, несколько тяжелый подбородок чем-то напомнил ей скалу, на которую она мечтала взобраться в детстве, но побоялась. Вот это мужчина, смущенно подумала она, и надеялась, что бог простит ей такие грешные мысли.
– Что вам надо? – спросила она.
– Мадемуазель, вы не согласились бы мне позировать?
– Позировать? Как?
– Да вот как вы есть сейчас. Я хочу вылепить вашу голову. – Он вдруг уверился, что она девушка. Но как сказать ей, что он не сможет заплатить? – А потом мы выпьем кофе с булочками или, если хотите, вина.
– Где?
– В моей мастерской, на набережной Вольтер. – Как он и надеялся, это произвело должное впечатление, и он прибавил: – Только голову. У вас очень красивая голова. – Теперь, стоя лицом к лицу с ней, он проверял свое первое впечатление. Длинный тонкий нос, округлые скулы, твердый подбородок, большие карие глаза, которые сияли, когда она говорила, густые темные шелковистые волосы, заплетенные в длинную косу. Он представил себе, как она бежит через поле или переходит вброд деревенский ручей. – Вам нравится набережная Вольтер?
– Это приличный район.
– Я могу прийти за вами после работы. Если хотите, мы можем сначала пообедать.
Будь на его месте другой, она бы просто ушла. Она была добропорядочной деревенской девушкой и приехала в Париж всего несколько месяцев назад, но он заинтересовал ее, как никто другой, к тому же не важничал, как большинство
Он спросил:
– Когда за вами зайти?
– Нет, ни в коем случае! – Так можно лишиться работы. – Ждите меня здесь.
– В семь?
– В восемь. – Господи, ведь ей понадобится целый час, чтобы вернуться к себе, в комнату на улице Жанны д'Арк, неподалеку отсюда, и привести себя в порядок.
– Как ваше имя?
– Мари Роза Бере, но все зовут просто Розой.
– Я тоже предпочитаю Розу, – решительно сказал он. – Меня зовут Огюст Роден. Я буду ждать вас здесь.
2
Огюст пришел вовремя, но когда Роза не появилась в восемь, он решил, что она не придет. А когда она все-таки пришла через полчаса, повел ее прямо в мастерскую. Розе очень хотелось есть, она сильно проголодалась и к тому же была недовольна, что Огюст и словом не похвалил ее наряд. Он стал нетерпеливым и властным, схватил ее под руку и так решительно повел на набережную Вольтер в мастерскую, что она не могла сопротивляться.
Мастерская находилась в красивом старинном каменном доме, и из окон Роза увидела Сену и Нотр-Дам. Но у нее не было времени полюбоваться видом; Огюст немедленно затопил печь, зажег газовую лампу и велел ей сесть.
Розу поразили беспорядок в мастерской и грязь. Только одно место было чистым и прибранным – где он работал. Во всей просторной мастерской находилась всего одна скульптура – она стояла в углу– голова старого отвратительного бродяги, такая отвратительная, что Роза невольно вздрогнула; все остальное место занимали мольберты, краски, станки для модели, палитры, кисти, картины. Ее обеспокоило отсутствие скульптур. Она почувствовала себя обманутой, стремительно поднялась и воскликнула:
– Это не ваша мастерская!
– Я ею пользуюсь. – Он заставил ее снова сесть.
– Я не могу оставаться. Вы меня обманули.
– Нет, не обманул. Лекок разрешает мне пользоваться этой студией, когда хочу.
– Кто это Лекок?
– Художник, только он больше не пишет.
– Почему?
Неужели она не может посидеть спокойно!
– Он преподает. Говорит, что слишком трудно продать свою работу.
– Он известный?
– Да-да! Послушайте, не могли бы вы посидеть спокойно?
– А вы почему не бросите это дело? Говорите, он известный, а все равно ничего не может продать.
– Из вас не выйдет хорошая натурщица, – набросился он на нее с внезапным раздражением.
– Я хочу есть.
– Прекрасно. Это придаст особую выразительность вашему лицу. Пообедаете потом с большим аппетитом.
Прежде всего надо было выяснить, годится ли Роза в натурщицы. Но ей не сиделось на месте, и он предложил ей вина и кусок плохо пропеченного хлеба, оставшиеся от Биби, которые держал на всякий случай.
Роза взглянула на вино, но наотрез отказалась от хлеба. Тут он стал расспрашивать о воскресных прогулках ее семьи и, притворяясь, что слушает внимательно, делал один набросок за другим; девушка постепенно стала осваиваться. Разговор о семейных трапезах, воспоминания детства-у него их явно тоже было немало, потому что время от времени он вставлял несколько слов о семейных пикниках Роденов, – примирили ее с окружающей обстановкой. Теперь она держалась со спокойным достоинством, чем-то напоминая Мари.