Шрифт:
Аннотация
Жизнь нередко преподносит сюрпризы. Бывает — мимолетное увлечение перерастает в большое и глубокое чувство, а бывает — наносит глубокую рану. Что делать, если тебя оскорбили, предали? Если жизнь потеряла смысл? Начать мстить? Или помнить, за все в жизни придется платить сполна? Что главная награда в жизни — любить и быть нужной другим...
ВСТУПЛЕНИЕ
Я
Такое состояние называется творческий тупик. Оно, собственно и понятно. Неделю назад я отнесла в издательство свой очередной «шедевр» после третьей переделки, и дала себе обещание, что заброшу свое сочинительство хотя бы на месяц. Я настолько устала от своей героини, что приступать к следующей истории не было ни желания, ни сил.
Но мой редактор придерживался другого мнения. Минуту назад он позвонил и сказал, что последний вариант его устраивает. И он будет счастлив меня видеть завтра на подписании договора. Я внутренне возликовала. Ура! Значит, примерно через месяц будет денежка. Это очень кстати, поскольку в кошельке гуляет сильный ветер, а в холодильнике повесилась большая семейка мышей. Теперь смело можно занять денег у Натки, под гонорар. Но радовалась я ровно две секунды.
— Ирина Александровна, — холодно продолжил мой редактор, мужик въедливый, противный, но, что греха таить, профессионал от Бога. — Не забудьте прихватить синопсис следующего романа. Надеюсь, за то время, что вы переделывали свою «Несчастную», у вас уже наметились какие-то новые идеи?
Я заверила, что конечно, у меня море идей и что я обязательно явлюсь на подписание договора с новой заявкой в зубах. Он похвалил меня за оперативность и дал отбой.
Катастрофа! У меня не то что моря идей — даже чахлого ручейка не наблюдается. А нести что-то надо, ибо пишут сейчас все, кто хотя бы способен написать что-то вроде: «Она летела по мокрому шоссе со скоростью реактивного самолета, и ее серебряный «Мерседес» блестел на солнце, словно россыпь бриллиантов». Конкуренция бешеная, и если дать редакторам хоть малую передышку, они тотчас тебя забудут и найдут новую лошадку. Поэтому надо держать издательство в напряжении и кинуть очередную косточку.
И вот теперь я сижу перед своим кормильцем и мучительно думаю, о чем же писать и что сочинять. Я почти час провела в таком состоянии, а на белом экране не появилось ничего.
— Ирэн, привет! — раздался в телефонной трубке веселый голос моей лучшей подружки Натки Баскаковой, звонок которой очень меня обрадовал. Хоть что-то отвлекло меня от грустных размышлений!
— Бонжур, дорогая, — вяло отозвалась
— Та-а-а-к, — последовала реакция. — Опять хандра?
— Ага.
— Опять сидишь перед компом и мучительно придумываешь очередной шедевр?
— Нат, ужас! — подхватила я. — Редактор требует заявку на новый роман, а мне ничего в голову не лезет!
— Жди! — и Натка бросила трубку.
Я метнулась прибирать кухню и мою маленькую комнатку. Натка — особа чрезвычайно чистолюбивая. В смысле любви к чистоте и порядку. Что и понятно, поскольку моя подруга врач. Ехать до меня минут сорок. Это с учетом возможных автомобильных пробок. А если случится чудо и она промахнет Тверскую за пять минут на своем маленьком автомобильчике, я успею разве что только скинуть пижаму и почистить зубы. Так что времени у меня в обрез, иначе моя подруга с порога оседлает своего любимого конька - о чистоте жилища и отсюда о чистоте в помыслах.
Пораспихав разбросанные шмотки в шкаф и комод, я ногой затолкала постельное белье в тумбу, картинно разбросала диванные подушки, смахнула грязную посуду в пакет, который спрятала под мойкой. Помою потом, решила я.
Трель домофона застала меня в процессе натягивания шортов и майки. Причем в зубах у меня была зажата зубная щетка и соответственно весь рот полон пенной зубной пасты. Значит, пробок на Тверской не было, констатировала я и нажала на кнопку домофона, чтобы впустить подругу в подъезд. У меня лишь две минуту форы — как раз на то, чтобы выплюнуть зубную пасту и собрать волосы в хвост. Хлопнула входная дверь.
— Уж полдень близится, а Бобова только влезла в домашнюю одежду! — критически осмотрев меня, резюмировала Натка. — Ир, я иногда думаю, а если бы я к тебе не приезжала каждый день, ты бы вообще не переодевалась?
Не прокатило! Впрочем, как всегда. У Натки орлиный глаз и волчье чутье. Но без боя я сдаваться не хотела. Я уже набрала воздуху в грудь, дабы начать возмущаться, но Натка развернула меня к большому зеркалу, что испокон веков еще со времен моей бабушки висит в прихожей.
— Взгляни.
Да уж, не надо обладать большими способностями, чтобы сразу просечь мое скоропалительное переодевание и утренние процедуры. Майка - задом наперед, шорты — наизнанку, а по всей морде — разводы зубной пасты.
— Любите художника таким, какой он есть, — вздохнула я, напустив на лицо жалостливое выражение.
— Что я и делаю уже пятнадцатый год, — мрачно отозвалась Натка и прошла на кухню к мойке, где без задержки распахнула шкаф и вытащила пакет с грязной посудой.
— Только не начинай, — предупредила я ее. — У меня творческий тупик. Мне не до уборок.
— У тебя творческий тупик перед каждым романом, — хмыкнула подруга. — «Ой, Натка, я не знаю, о чем писать. Ой, Натка, все такое дерьмо! Герои придурки, сюжет притянут за уши. Я полная бездарность, и мне не надо этим заниматься!» — противным голосом передразнила меня подруга, натирая губкой мои тарелки. — Только почему-то рукописи принимают и гонорары исправно выплачивают.
— Нат, но сейчас действительно без дураков, — серьезно сказала я, закуривая. — Пустая голова, честно. Нет истории.