Награда королевы Марго
Шрифт:
Володя сокрушенно вздохнул и снова поднял рюмку. Гости торопливо переглянулись, чокнулись, и Колесников спросил:
— Ну а крыша-то как поехала?
— А! — вспомнил Володя, зажевав водку сыром. — Это уже через две недели, когда мы приехали в Казань. Общение с призраком оставило у меня на сердце какую-то жуткую тяжесть. И вот однажды вечером я почувствовал, что эта тяжесть начала выползать наружу, отщемив от меня половину моей сущности. Словом, астральное тело вышло из меня и пошло. Я, естественно, за ним. Следую в полушаге. Чувствую, что если оно отделится полностью, то мне конец.
Трубников взглянул на Колесникова и тут же отвернулся, поскольку тот судорожно трясся от рвущегося наружу хохота. Евгений прикрыл улыбку ладонью и отвернулся к двери. Воцарилось идиотское молчание.
— Тяжелый случай, — наконец выдохнул Трубников.
— Да, типичный козел! — подхватил Колесников и сам заблеял козлом, не в силах больше сдерживать смех.
Трубников незаметно показал ему кулак, но не выдержал и тоже расхохотался. Кузнецов и не подумал обидеться.
— Ну а зарабатываешь как? — поинтересовался Трубников, больше из вежливости, нежели из любопытства.
— Так себе, — ответил Володя. — Хотя иногда перепадают шабашки. Вот месяц назад, например, я выпилил прорубь для Лужкова на Воробьевых горах.
— Выпилил?! — одновременно воскликнули гости.
— Выпилил! Бензопилой! — невозмутимо подтвердил Володя. — Десять метров в длину и пять в ширину. Он же морж. Вы разве не знали? Пилил в шесть утра. Еще было темно. Пока допилил до конца, вымок как мышь. И думаете, сколько мне за эту работу заплатили? Двести рублей!
После этих слов воцарилось жуткое молчание. Колесников взялся откупоривать вторую бутылку, и Трубников не мог не заметить, как дрожали его руки. Только Кузнецов ничего не заметил.
— Ну а вы как? — спросил он как ни в чем не бывало.
— Я возглавляю издательский дом, — ответил Евгений, стараясь быть непринужденным. — А Диман работает в газете. Кстати, у него в Нью-Йорке вышла книга стихов. И возможно, в недалеком будущем выйдет исторический роман. Если, конечно, он его допишет.
— Никогда я его не допишу, — мрачно отозвался Колесников, справившись наконец с пробкой.
— А вот это зря, — покачал головой Кузнецов. — Роман — это очень серьезно. Незаконченное творение может исковеркать всю жизнь. Незавершенная судьба персонажа часто переходит на судьбу автора, и тогда ему самому приходится доживать жизнь за своего героя.
28
Нельзя сказать, что на Евгения Володя произвел тягостное впечатление. Он был таким же, как и в школьные годы, только более тормозным. Это несмертельно. Что касается его общения с призраками, то к этому хобби бывший одноклассник отнесся весьма спокойно и даже с пониманием. Однако у Димана на этот счет были
— Ну а клад под тополем действительно был, как ты думаешь? — весь вечер допытывался он.
— Думаю, что был, — равнодушно пожал плечами Кузнецов.
— А у тебя не возникло мысли прибрать его к рукам? — продолжал напирать гость в больничной пижаме.
— Я как-то над этим не задумывался, — поморщил лоб хозяин.
«Ни хрена себе, во дает!» — подумал Трубников, а Колесников решил: «Точно трюкнулся!»
Собственно, из-за этого клада Колесников и остался ночевать у Кузнецова. А до этого не хотел. Трубников это чувствовал.
— У меня на кухне диван. Сейчас я достану чистое белье, — невозмутимо произнес хозяин. — Ну, пижамы, как я понял, тебе не надо, — добавил он без тени иронии, наконец обратив внимание, что один из его гостей был в нижнем белье.
За весь вечер Володя ни разу не выразил удивления ни по поводу странного одеяние бывшего одноклассника, ни по поводу его гипса на руке. «Это даже хорошо», — подумал Трубников и начал собираться домой.
— Завтра утром я съезжу к тебе домой и привезу одежду, — подмигнул он Колесникову. — И завтра же снимем с тебя гипс.
— Я сам его сейчас сниму, — ответил Диман.
Евгений тряхнул обоим руки и вышел на воздух. Сразу пахнуло сыростью и прохладой. С крыши капало. Вокруг — ни души. На часах уже было половина второго.
Вот какая гнусность! А завтра в девять нужно как штык быть на работе. А до работы нужно успеть съездить на Ленинский проспект к Диману за его одеждой. Конечно, это можно сделать и во время работы, но во время работы наверняка будут донимать господа из правоохранительных органов по поводу побега Колесникова из больницы.
До дома Трубников доехал без приключений. Никто его не тормознул и не заставил дышать в трубочку. На этот случай водитель держал одну зелененькую бумаженцию. Однако все обошлось благополучно. Десять минут третьего полуночник вошел в квартиру.
Жена с чистой совестью сопела, предварительно обзвонив все московские морги, потому что Трубников отключил сотовый. Есть не хотелось, пить тоже. Ночной гуляка быстро разделся и, не зажигая света, юркнул в постель. Жена не проснулась. Только немного повозилась и вдруг прошептала с жарким французским прононсом:
— Не покидай меня, Пьер!
— Какой еще Пьер? — дернулся Евгений и зажег настольную лампу.
Настя закрыла ладонью глаза и со стоном отвернулась от света, так и не проснувшись. Евгений скользнул по книге, которая лежала на ее тумбочке, и успокоился. Это была «Война и мир». Больше ничего не оставалось, как потушить свет и рухнуть виском в подушку.
Но едва коснувшись подушки, бедняга снова увидел сон про то, как он тщетно ждет свою супругу. Было уже поздно, транспорт не ходил, метро закрылось, а ее все не было. Евгений звонил ей на мобильный, но из телефона доносилось всегда одно и то же: «Неправильно набран номер». Тогда Трубников в отчаянии принялся обзванивать больницы и морги, только никто не отвечал. И вот наконец, когда бедняга совсем отчаялся, замок в дверях щелкнул, и Настя медленно вплыла в прихожую с мечтательной улыбкой на губах.