Награда за доблесть
Шрифт:
Мы обогнули угол здания и увидели открытую шахту прииска позади склада. Дым и пыль валили наружу, и я увидел фигуру спотыкающегося человека.
– Быстрее, - крикнул я.
– О, какие идиоты! Эти чертовы взрывы!
Теперь репортер догнал меня, а Макнаб вырвался вперед. Далеко позади бежали так быстро, как только могли, старый Сэм и фотограф, одному мешал возраст, другому оборудование. Макнаб, казалось, не чувствовал возраста. Он вырвался далеко вперед и бежал легко и упруго, как юноша.
– Что тут
– задыхаясь спросил репортер, когда мы поднимались на каменный склон по направлению к выходу из шахты.
– Я запретил их, - выпалил я между вздохами.
– Чертовы владельцы... должно быть, постарались-использовать их вдвсю до... того, как я смог... подать свой доклад.
Теперь мы были достаточно близко, чтобы слышать слабые, беспомощные крики людей внизу во мраке шахты. Быстро бежавший Макнаб влетел в черный вход до того, как репортер и я хотя бы догнали его.
Раздался новый грохот от идущих взрывов.
Мы споткнулись. Я понял, что Макнаб был в шахте. Шахтеры могли бы быть не настоящими, статистикой, о которой читают в газетах, но Макнаб вновь был кем-то - человеком. Одним из немногих, которых я встречал.
– Ну же, - крикнул я репортеру, который в нерешительности остановился.
Я бросился через вход в ствол шахты и услышал, что он идет за мной.
Все это происходило так, как если бы я ринулся в рушащуюся ревущую черноту. Больше я ничего не могу сказать.
В частичной бессознательности есть что-то нереальное. Человек слышит звуки, смутно видит неясные фигуры, но они не имеют никакой связи друг с другом, не соответствуют никаким образцам, пока человек их как-нибудь не определит. Секунды растягивались до бесконечности, и бесконечность разваливалась на секунды.
Я смутно сознавал, что куда-то спешу. Помню, я видел, как мимо меня пробегал Макнаб, вновь и вновь - он шел по направлению к свету с человеком через плечо, потом обратно во тьму за другими, задыхаясь и всхлипывая - но шел.
Я помню, что лежал там, не в силах двинуться, собраться, мысленно проклиная себя за то, что не помогал людям, что я такой никчемный.
Так характерно для меня.
Я стал оправляться от бреда и различать крики вокруг моей головы: протяжный вой парня, который ударился обо что-то ногой и решил, что убился. Мгла немного рассеялась, и я обнаружил, что это был репортер. В странном ощущении времени я понял, что прошло десять или пятнадцать минут.
Я перевернулся и опустился в шахтный штрек, измученный, лежа ничком. Я отдыхал еще минуту. Вой стал громче, и мое сознание прояснилось. Я поднялся на четвереньках, моя голова свисала вниз. Она была тяжелой, как если бы на ней была тяжесть всего мира, но я поднял ее достаточно высоко, чтобы посмотреть в сторону кричащего.
Репортер застрял под балкой. Другая балка частично подпирала ее. Но и в такой ситуации я знал,
Подпорки, должно быть, раскачались после последнего взрыва, нокаутировав меня скользящими ударами и завалив его.
Я попытался встать, и через некоторое время я понял, что могу сделать это. Мои колени дрожали, готовые согнуться, и я испытывал ужасную тошноту, но держался. Я шатаясь подошел к подпорке и стал оттаскивать ее. Репортер пронзительно закричал мне:
– Подыми ее, ты, дурак! Не тащи! Подыми!
– Слишком тяжело, - выдохнул я.
– В следующий раз, когда я рвану, выскользните из-под нее.
Я потянул. Он стал вылезать. Вес балки был слишком велик. Мне пришлось выпустить ее. Он заорал:
– Ты же меня раздавишь!
– Однако я мог видеть, что нижняя часть подпорки все еще держит на себе большую часть веса.
Я вновь потянул. Он опять стал вылезать. На этот раз он вылез целиком. Я бросил балку и опустился на не. Я чувствовал, что вновь отключаюсь. В конце концов услышал ругань репортера.
– Чертов дурак! Ты порвал мне штаны.
Я был рад, что не мог слышать остального.
Когда я пришел в себя, я был снаружи и старый Сэм наклонился надо мной, всовывая мне в рот влажный баллдн. Вокруг нас находились стонущие, обливающиеся кровью, страдающие люди - некоторые шатались, некоторые лежали на спине, одни держались мужественно, другие были испуганы. Лишайник был убран, чтобы держать их в стороне от тянущихся к ранам усиков. Толстый владелец шахты лежал на боку, прислонившись спиной к камню, его рука крепко сжимала культю.
Я ощутил недостойный порыв радости. Так редко случается, что виновник таких действий ловится на собственную алчность. Обычно страдают рабочие, которые не могут помочь сами себе.
Репортер стоял у моих ног.
– Здорово, - повторял он вновь и вновь.
– Вот это история! Черт возьми! Я хотел материал и получил его, - он громко расхохотался.
– Я должен буду похвалить ваш вонючий Марс. Вы чертовски услужливы!
Он триумфально оглядел страдающих людей. Никто не смотрел в его направлении.
Я оттолкнул Сэма и сел.
– Врачи?
– спросил я.
– ,В пути, - ответил Сэм.
– Я вызвал их по радио из конторы шахты. Должны сейчас появиться.
Я посмотрел на владельца шахты и почувствовал некоторое сожаление. Как бы то ни было, я желал бы, чтобы он больше пострадал, чтоб мог узнать все страдания, причиной которых был. Но, возможно, это не могло бы помочь. Он тоже был бы спасен с приходом врачей. Жаль.
Я чувствовал, что мое сожаление было недостойным, поскольку здесь дюжина человек, корчившихся в агонии, в то время как я не был по-настоящему ранен. Трое мужчин лежали тихо. Они уже никогда не испытают боль. Я чувствовал новый порыв гнева.