Нагуализм
Шрифт:
Принимая в качестве повсеместного фундамента бытия некую реальность, исполненную безличной силы и не подчиняющуюся законам, установленным для окружающего поля, — так называемому «перцептивному договору» (конвенциональности), где указано, что и как воспринимать, что не воспринимать ни в каком случае, и что воспринимать в отдельно оговоренных случаях, — мы неминуемо превращаем нагуализм в «науку об осознании». Причем, если саму «науку» мы можем постичь и даже формализовать определенным способом, то практическое применение данной «науки» (которое порой именуют магией) на деле может быть
И все же — если мы говорим об искусстве, какого бы великолепного учителя мы ни нашли, наступит пугающий момент «освобождения» от учебы — тот самый момент, когда законы, алгоритмы, аналогии, даже легенды и притчи больше ничего не говорят ученику. Оказавшись лицом к лицу с нагуалем, Непостижимым и Неизреченным истоком всей данной ему реальности, нагуалист может опираться только на себя — на свой талант, на свое «искусство осознания», способность чувствовать и следовать интуиции. Он постиг «науку», и теперь имеет дело с непредсказуемым даром Силы, со своим личным «искусством осознавать». Об искусстве мало, что можно сказать, и поэтому я почтительно замолкаю.
Главное содержание теоретического наследия нагуалистов — это, конечно же, «наука об осознании». Поскольку осознание — очень тонкий и неуловимый предмет, нагуализм исследует его через две психические способности человека, которые академическая наука традиционно называет «высшими» — через внимание и восприятие.
Прежде всего, надо отметить, что в современном нагуализме обе эти функции психического аппарата крайне важны и (что особенно следует отметить) рассматриваются как активные, то есть, самостоятельно действующие и воздействующие на окружающий мир. Классическая европейская философия еще до зарождения психологической науки сформировала устойчивое представление о некой пассивности основного массива психических реакций и процессов.
Иными словами, психология развивалась под влиянием сильного убеждения — воспринимая мир, мы всего лишь его «отражаем»; фокусируя внимание на объекты мира, мы всего лишь следуем за избранными потоками сигналов, поступающих снаружи. Мир активен, мы — пассивны. Любая мысль о некоем непосредственном воздействии психического процесса (воли, намерения, внимания, восприятия) на внешний мир почти мгновенно признавалась ересью и объявлялась «паранаукой» (чаще всего, разумеется, «парапсихологией»).
В философии подобные идеи рассматривались как идеалистические, метафизические, даже солипсистские. В религии — оккультные, мистические, эзотерические. Только индуисты и китайцы, как правило, соглашались с подобными заявлениями, полагая их очередным доказательством истинности той или иной ориентальной доктрины.
Современный нагуализм не имеет отношения к религии. Мы даже не говорим о философской доктрине или метафизической концепции. Нагуализм как теория энергетического метаболизма и трансформации человека — предельно абстрактен. Его намерение прагматично и отвлечено от любой метафизики, независимо от того, имеет ли метафизический концепт религиозную окраску.
В центре нагуалистского рассмотрения находится некий субъект (наблюдатель, восприниматель) с присущим ему комплексом психоэнергетических автоматизмов, стереотипов, и внешнее поле (которое принято считать Реальностью, обладающей огромным энергетическим потенциалом и существующей независимо от субъекта). Между субъектом и Реальностью, конечно, имеется связь — возможно, квантового характера («наблюдатель влияет на наблюдаемое», и наоборот). Как правило, связь между субъектом и полем слабо проявлена. Она существует, скорее, потенциально, поскольку наше осознание замкнуто на себе, следует привычному порядку психической
В «объяснении магов», изложенном у Кастанеды, все сказанное выше превращено в компактную и выразительную метафору: «Тональ охраняет нас от нагуаля. Он изолирует нас от необычных и мощных чувствований Непостижимого, поскольку заботится о сохранении упорядоченной психики субъекта в энергетическом океане Бесконечности». Следовательно, задача «науки об осознании» состоит в том, чтобы субъект (человек) в процессе психологической и энергетической практики приобрел навык нового равновесия — того состояния, где различные части Неизреченного и Непостижимого нагуаля станут доступны нашему осознанию, но не разрушат его порядок, его самость, его способность к произвольному контролю за вниманием, восприятием и реагированием. Следуя данному пути, мы обогащаем собственный тональ, прикасаясь к различным граням и областям нагуаля, но — и это очень важно! — не разрушаем его.
Тональ, несомненно, в значительной степени преображается, трансформируется, обретает новые содержания и новые способности, но не распадается и не теряет своих фундаментальных функций. Тональ сохраняет свою целостность, стабильно обеспечивает эмоционально-реактивное и мыслительно-познавательное равновесие субъекта.
Возможно ли добиться такого «нового равновесия»? Можно ли обрести новые способности восприятия и чувствования, магию нагуаля (хотя бы в некоторых областях его Бесконечности, превосходящей воображение не только человеческого вида, но и любой живой формы, существующей как отдельность, как психоэнергетический автономный агрегат)? Ибо именно в этом «сохранении тоналя» на фоне обретенной «открытости» к нагуалю и состоит трансформация вида, переход существа к новому бытию.
Нагуализм утверждает, что подобное достижение возможно. Согласно кастанедовскому эпосу (который каждый волен принимать за легенду или, например, «сказку о Силе») завершение перестройки осознания через достижение нового типа внимания и восприятия ведет к особого рода «воспламенению». Ибо в результате этой работы мы преображаемся настолько, что выходим за пределы диапазона, воспринимаемого другими членами нашего социума. Для них нагуалист, достигший высшей реализации своего осознания, исчезает. Для самых внимательных наблюдателей он словно бы «сгорает» в некоем «огне изнутри». Здесь уместно вспомнить странные свидетельства, приводимые Д. Бринтоном, что нагуалисты якобы «превращались в огненные шары».
Если отвлечься от мифологических и антропологических рассуждений об исключительной роли таких специфических стихий как «огонь» или «свет» и вернуться в сферу психоэнергетики восприятия, то конечная трансформация существа, выходящего за пределы данной нам перцептивной реальности, должна восприниматься как раз через подобные образы — «вспышка», «воспламенение», «исчезновение в ореоле яркого света». Ведь речь идет о колоссальном усилении энергетического метаболизма, расширении его объема и плотности, о взрывообразном преодолении границ «тональной формы». Разумеется, никто не «сгорает» и даже не «озаряется ослепительным сиянием». Скорее всего, наши зрительные рецепторы при помощи «света» или «огня» транслируют полученный от трансформанта импульс энергии. Этот импульс необычно силен, плотен, и выходит за рамки перцептивного диапазона, с которым привык работать тональ. Таким образом, мы имеем дело с психофизиологической реакцией зрительного органа. Возбужденные энергетической атакой рецепторы сетчатки демонстрируют нашему сознанию «вспышку яркого света». Иное обычный наблюдатель увидеть не в состоянии. Он видит, как шаман или другой последователь нагуализма «сгорает в огне изнутри».