Наказание Дамира
Шрифт:
Мда…
Повертев головой и вроде как вспомнив в какую мне сторону, я побрела в нужном направлении, с любопытством озираясь по сторонам.
Бежать еще километр не хотелось – моя светлая безразмерная толстовка и так уже липла к повлажневшей спине, а дыхание с тихим хрипом вырывалось из разгоряченных легких.
Приложив ладони к раскрасневшимся горящим щекам, я, щурясь, взглянула на ласковое сегодня весеннее солнце, оценила глубокую синь неба, поднимающую своим насыщенным цветом настроение сразу на десяток пунктов, и помахала кружащим над головой
Погода была идеальная – теплая, весенняя, бодрящая.
Воздух, пропитанный близостью Финского залива, с острыми оттенками портового мазута и какого-то горючего, щекотал ноздри и приятно остужал водяной взвесью лицо. Легкая беспричинная улыбка тронул мои губы, и я, пиная кроссовкой попадающиеся по дороге камешки, никуда уже не спеша, шла дальше, с ленивым интересом рассматривая все вокруг: здания, краны, контейнеры, грузовики, попадавшихся по пути людей и виднеющиеся за складами и хозпостройками громадные, впечатляющие, гладкие крашеные бока кораблей и судов.
Жить все-таки так хорошо!
И почему наиболее остро это ощущаешь именно в такие, ничем по сути не примечательные моменты? Просто солнышко припекает макушку, просто воздух пропитан северным морем, просто глаза твои с любопытством шире распахиваются, поглощая интересные картинки неизвестной тебе раньше стороны жизни. Просто…
Автомобильный клаксон так резко и оглушительно гудит прямо мне в спину, что я подпрыгиваю на месте не хуже какого-нибудь олимпийского чемпиона, а сердце и вовсе застревает в горле, испуганно там колотясь.
Обернувшись, впираю возмущенный взгляд в хищную морду черного седана, остановившегося чуть позади меня. Ну, и что это за шутки? Я вообще-то по пешеходной иду – никого не трогаю! Скрестив руки на груди, медленно разворачиваюсь к седану полностью и с суровым видом принимаюсь ждать объяснений.
Наглухо тонированное (а по закону ведь нельзя!) стекло водительской двери медленно уезжает вниз, и моим глазам является…
Ну, конечно, кто же еще! Хочется театрально закатить глаза к синему небу…
Дамир Тигранович собственной персоной. И лицо его еще более хмурое чем у меня, отчего я инстинктивно слегка тушуюсь и отступаю на шаг назад.
– Вы время видели, Дубина? – интересуется Керефов своим ровным глубоким голосом, рассеянным жестом проведя ладонью по короткой идеальной бороде.
– Видела, и что? – в ответ хамлю я.
И да, я это даже понимаю! Просто нечего было меня пугать. Сердце до сих остервенело бьет по гландам, не желая занимать отведенное ему место в грудной клетке.
У Керефова от моей наглости на секунду взлетают вверх брови, а потом, упав обратно, сходятся на переносице в одну грозную линию.
– И вы всегда приходите на работу в обед? Еще и таким прогулочным шагом, – нарочито ласково любопытствует он, – Я сзади ехал, переживал, что прямо на асфальте сейчас растянитесь прилечь – отдохнуть. Как бы не задавить ненароком.
– Да, и поэтому оглушить
Дамир поджимает губы, сверкнув черными глазами. Обводит всю меня быстрым сканирующим взглядом, кривится, будто у него кольнул ноющий зуб, и, тяжело вздохнув, кивает в сторону пассажирского кресла рядом с собой.
– Садитесь, Евгения, я вас довезу.
– Я дойду, спасибо. Постараюсь побыстрей, – гордо заявляю я, делая еще шаг в сторону.
Черные глаза опасно сверкают второй раз, от чего меня бросает в странный жар, Дамир Тигранович берет паузу, почему-то уставившись немигающий взором на мою толстовку в районе груди, которую, конечно, за мешковатым балахоном можно разглядеть, только если у тебя вместо глаз рентген.
По смуглым скулам Керефова прокатываются желваки, и он снова смотрит мне прямо в глаза.
– Так, Дубина, быстро сядь, – цедит глухо, но в ушах у меня почему-то его низкий голос гудит как колокол, – Так понятно?
Сглатываю. Выдерживаю секундную дуэль взглядов и…опускаю глаза.
– Так понятно, – слабовольно киваю, признавая власть более сильного в данных обстоятельствах бойца, – Да.
Захлопнув за собой дверь автомобиля Керефова, я попадаю в другой, тревожный для себя мир. Здесь слишком бесшумно, слишком интимно и слишком все пропитано хозяином машины. Запах выделанной кожи, качественного пластика, чистоты и мужских духов заполоняет легкие и въедается в одежду мгновенно. И я всерьез начинаю переживать, что мне от этих ароматов и за день не избавиться.
Откидываюсь на спинку своего сидения, зажимаю ладони между коленок и устремляю невидящий взгляд прямо перед собой. Пара минут, и мы уже будем на месте. И это разъедающее насквозь чувство неловкости уйдет. Это глупо, но при такой близости к этому мужчине ощущаю себя блохастым котенком, которого подобрали из жалости. Вернее, мучают подозрения, что так меня видит сам Дамир. Обычно мне плевать – не знаю, почему так бесит сейчас…
Опускаю взгляд на свои короткие не накрашенные ногти и снова прячу руки между ног- ощущение усиливается. Далее мой взгляд падает на запылившиеся во время прогулки, когда-то белые кроссовки, и это мерзкое чувство достигает апогея. Черт…
Тем более, я то и дело почти физически ощущаю на себе чужой напряжённый взгляд. И что Керефов, разглядывая меня исподтишка, тоже все это подмечает. Мне бы, конечно, хотелось верить, что я ошибаюсь, но…
Машина трогается с места.
– Евгения, вообще-то у наших офисных работников принят дресс -код. И это точно не спортивная обувь и не толстовки, снятые с бывшего парня, – расслабленно выдает Дамир Тигранович, откинувшись на своем сидении и плавно поворачивая руль одной рукой.
Щеки мгновенно жарко вспыхивают. И я кусаю губы, чтобы не выдать что-нибудь лишнее. Инстинктивно поджимаю грязные кроссовки под свое кресло и бросаю быстрый злой взгляд на блестящие чистотой, идеальные ботинки Дамира…Будто сам себе их перед выходом вылизал…Козел.