Наказание – смерть (Расплата за смерть, Ангел мщения)

Робертс Нора

Оба мужчины посмотрели в ту сторону, где стояла ка­питан Рот.

– И поэтому стала очень раздражительной? – пред­положил Рорк.

– Похоже на то. Несколько лет назад имела пробле­мы с алкоголем, но, прежде чем они стали представлять серьезную угрозу, добровольно прошла курс лечения. Второй раз замужем, но, как утверждает мой источник, этот брак тоже весьма шаток. Она живет только одним – работой.

Макнаб помолчал, гладя на беседующих Клуни и Рот.

– Если вас интересует мое мнение, могу сказать: она отлично знает свою работу и делает ее весьма… агрессив­но. Полагаю,

она вполне заслужила свои капитанские на­шивки. Но потеря сразу двух сотрудников – тяжелый удар для Рот. А еще тяжелее то, что их убийства расследует дру­гой коп, тем более с такой репутацией, как у Даллас,

– И что же это за репутация такая?

– Она – лучшая, вот и все, – просто ответил Макнаб и улыбнулся. – Пибоди, правда, тоже ничего. Кстати, ваш совет относительно того, как покрепче привязать ее к се­бе, сработал просто отлично.

– Рад это слышать.

– Правда, она по-прежнему продолжает общаться с Чарльзом Монро – этой проституткой в штанах, – жа­лобным голосом добавил Макнаб, а затем извлек из кармана огромную пачку черносмородинной надувной жвач­ки и протянул ее Рорку.

«А, собственно, какого черта?» – подумал тот и взял один брикетик.

Задумчиво работая челюстями, мужчины наблюдали за тем, как работают женщины.

Ева не обращала внимания на людей, что толпились вокруг. Она могла бы отдать приказ очистить место пре­ступления от посторонних, но посчитала, что не вправе так поступить. Ведь это были не простые зеваки, а поли­цейские, которые только что потеряли своего товарища.

Пибоди включила диктофон, и Ева начала диктовать:

– Убитый – лейтенант Алан Миллз, сотрудник Сто двадцать восьмого отдела по борьбе с наркотиками. Белый, возраст – сорок четыре года. Тело обнаружено на пасса­жирском сиденье служебного автомобиля, стоявшего на разделительной полосе восточной части моста Джорджа Вашингтона. Причина смерти пока не установлена. – Ко­гда Пибоди выключила диктофон, Ева добавила: – А ведь он был сильно пьян.

– Простите?

– От него явственно пахнет джином.

– Как вы только унюхали, лейтенант? – проговорила Пибоди, дыша носом. – В машине стоит такой жуткий за­пах!

Рукой, обработанной «Силином», Ева отвернула полу пиджака убитого и увидела, что его оружие находится в кобуре.

– Похоже, Миллз даже не пытался достать пистолет. И почему он находится не за рулем? Это его машина, а ни один детектив ни за какие сокровища мира не пустит за руль своего служебного автомобиля постороннего челове­ка. – Ева сморщила нос. – Я чувствую, что здесь пахнет не только кровью и джином.

Она расстегнула ремень безопасности – и тут же ин­стинктивным движением убрала руки. Она сделала это во­время: в следующую секунду из-под рубашки Миллза вы­скользнул ужасный серо-лиловый клубок внутренностей и шлепнулся на резиновый коврик, повиснув на одной тол­стой кишке.

– Ой! – пронзительно взвизгнула Пибоди, мгновенно став белой как полотно. – Даллас!..

– Иди подыши воздухом, – велела Ева.

– Я… Со мной все в порядке. Мне просто… – Пибоди едва успела добежать до перил моста, и ее желудок тут же освободился от сыра и фасолевых такос, которыми она

ла­комилась в компании Макнаба.

Ева закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдо­хов. В голове у нее слегка шумело, будто откуда-то издале­ка доносился морской прибой. Когда Ева вновь обрела са­мообладание, она сообразила, что этот шум идет с верхне­го уровня двухъярусного моста. Твердой рукой она расстегнула пропитанную кровью рубашку Миллза. Кар­тина, открывшаяся ее взгляду, была поистине ужасна: его живот был взрезан, как у рыбы, – от грудины до самого паха.

Испытывая тошноту, Ева распрямилась, шагнула в сторону и наполнила легкие прохладным, свежим возду­хом. Ее взгляд скользнул по поверхности моря и по обращенным к ней лицам. Некоторые были мрачны, на других читался испуг, третьи выражали неподдельный ужас.

Сквозь звон, раздававшийся в ушах Евы, до нее донес­ся слабый голос ее помощницы:

– Я в порядке. Со мной все нормально.

И тут же другой, мужской голос проговорил:

– Давай присядь на минутку. Ну, пожалуйста, милая.

– Макнаб, возьми у нее диктофон. Он нужен мне здесь.

– Нет, не надо… Я сама…

Пибоди оттолкнула заботливые руки Макнаба, кото­рый пытался усадить ее на тротуар, и расправила плечи. Лицо и губы ее были белыми как мел, но она все же нашла в себе силы и подошла к Еве.

– Простите меня, лейтенант, мне очень стыдно.

– Не извиняйся, тут нет ничего стыдного. Давай дик­тофон, я сама все закончу.

– Нет, босс, я уже в порядке. Я все сделаю.

Посмотрев на помощницу оценивающим взглядом, Ева кивнула:

– Ладно, запиши на диктофон описание повреждений. Не думай об этом, просто говори. Закрой свой разум для страха. – Она подняла руку и хотела потереть лицо, но вовремя спохватилась. – Где, в конце концов, эти черто­вы медики?

– Возьмите, лейтенант. – Рорк протянул жене бело­снежный носовой платок тончайшего шелка.

– Спасибо, – машинально ответила Ева.

Она обтерла лицо, руки и принялась оглядываться по сторонам, ища, куда бы деть мятую окровавленную тря­пицу, в которую превратился платок. В итоге Ева сунула его в полиэтиленовый пакет для вещественных доказа­тельств.

– Ты не должен здесь находиться, – сказала она Рорку. – Отойди.

– А ты должна хотя бы пару минут отдохнуть, – пари­ровал он. – На тебе лица нет.

– Мне сейчас лицо не нужно. Мне нужно работать. Стоит хоть на минуту расслабиться, как тут же переста­ешь… чувствовать место преступления. Извини, – сказала она и протянула мужу пакет с пропитанным кровью кус­ком шелка.

Сразу же вслед за этим Ева увидела, что к ней снова направляется капитан Рот, а в кильватере у нее плетется сержант Клуни. Она сразу набычилась, крепко уперлась ногами в землю и приготовилась к новой схватке. Однако ее не последовало.

Подойдя к машине Миллза, Рот остановилась так рез­ко, как будто наткнулась на невидимую преграду, и уста­вилась на жалкие останки человека, который до сегодняшнего дня служил под ее началом. Взгляд капитана остекленел.

– Матерь Божья! – только и сумела выговорить она. Ее глаза горели, но оставались при этом сухими, а вот на глазах у Клуни выступили слезы.