Наказание

Варлей Вика

– А что ты думал они делают? – усмехнулся Прохоров.

– Ну… что они какие-то другие. Больные на всю голову. Что уж что-то культурное им чуждо по определению… – оператор несколько раз сплюнул и добавил. – Так и не пойму почему…

– Что «почему»?

– Почему людей убивал. Детишек. Столько человек в гроб положить!! Как человек мог такое сделать?!

– Не он первый, не он последний. Сколько людей мочат ради бабок? И детей и женщин. Вроде, тоже «нормальные» люди. В пиджаках дорогих ходят, умные речи говорят.

–

Этот же не из-за бабок. Этот даже не понятно ради чего. Ради самого убийства что – ли…

– Хочешь сказать, что убивать за бабки нормальней?

– Нет, конечно. Только не пойму, зачем он мучил так? Резал?

Сергей хмуро затянулся второй сигаретой и произнес:

– Он резал не для того, чтобы убить. Он убивал, чтобы потом резать.

Глава 49

Пожилая женщина с трудом поднялась по ступенькам здания. Потертой клюшкой несколько раз стукнула по двери с цифрой «6», внизу приписывалось – Сидоренко А.Л. 

– Войдите! – раздалось хором.

В кабинете было несколько мужчин. Андрей Львович бросил взгляд изучающий взгляд на посетительницу – на вид той было лет семьдесят. Высокая. Лицо сморщенное, словно печеное яблоко, но черты правильные, крупные. Седые волосы, убранные в пучок. Коричневого цвета плащ, авоська. Наверное, когда-то она была интересной женщиной, но от всего остался лишь бледный след. Она, задыхаясь, выговорила:

 – Здравствуйте. Мне бы Андрея Львовича…

– Это я. Ваш пропуск, пожалуйста. Вы что хотели?

– Сыночка моего… О-ох…

Женщина упала без сил на предложенный стул и заскулила, уткнувшись в огромный носовой платок:

– Сыночка моего… Родненького… один ведь у меня…

– Гражданка! Успокойтесь! Ну-ну... Да чего вы хотите то?

– Сыно-очка бы уви-иде-еть…

– К сожалению, здесь я вам ничем не могу помочь.

– Что уж он такого натворил то, что родную мать к нему не пускают?

– Ваш сын задержан по подозрению в свершении особо тяжких преступлений. Он убивал...

– О, Господи! Да вы что?!!! Быть такого не может! Он же такой добрый! И мухи не обидит…Мой сыно-очек… Моя крови-ино-очка…

– Прошу, гражданка, успокойтесь. Встречи с родственниками запрещены. Он – особо опасный преступник. Я не имею права разглашать место его нахождения. Поверьте мне, это в ваших же интересах. В целях вашей безопасности и безопасности его семьи. С этой же целью его жена и дети перевезены в другое место и произведена смена фамилий. Это ради вас же, – повторил полковник.

– Ох, мне-то зачем безопасность? Я уж свое отжила. Жду, когда Господь призовет. Хотела умереть спокойно. А тут такое горе… Такое горе… За что его держат? Не может быть, чтобы это он убил кого…

– К сожалению, есть неоспоримые факты, что он убивал, а также насиловал, – осторожно добавил Сидоренко. – Ближе

к лету, думаю, начнется судебный процесс.

– Чтоб мой Ванечка да насильник? В жизни не поверю! – еще пуще зашлась мать. – Знаю я, как вы эти признания получаете! Невинного человека в тюрьму посадили, а преступник на воле гуляет! Это вы – убийцы… Да как вам не стыдно то?

Один из присутствующих направился к графину с водой и затем протянул стакан посетительнице. Неожиданно третий мужчина возле окна не без любопытства в голосе произнес:

– Скажите, голубушка, вы знали, что ваш сын страдает половым бессилием? Что он с трудом может совершить половой акт? Он вам доверял свои беды?

– Александра мне ничего такого не рассказывала. Что вы за глупости все говорите! Как же не мог, если у них двое ребятишек? А вы еще его насильником обзываете!

– Скажите, – будто ничего не расслышав, продолжал тот, – какие отношения у вас были с мужем? Он вас избивал? Вас на глазах мальчика или самого мальчика?

– Жили мы обычно. Как все. Ну, наказывал иногда… Что в этом такого?

– Еще вопрос. Принижение чувства собственного достоинства у сына, принижение его мужественности было как-то связано с его половыми органами? Может, быть кто-то в семье, возможно шутливо, говорил что-то неприятное или болезненное об этом?

– Не-ет… – всхлипнула женщина и сделала пару глотков воды. – Если бы помнила, то наверняка сказала бы… Что мне сейчас уж скрывать? Девушек у него долго не было точно, – ведь он учился много…

– Еще один нескромный вопрос. Ваш сын как-нибудь иначе проявлял свою сексуальность в подростковом возрасте? Занимался онанизмом?

– Что вы такое говорите?! Срам какой!

– Это важно. Вы можете вспомнить?

Посетительница расстегнула верхнюю пуговицу. Оперлась на клюшку и прошептала:

– Было один раз. Застукала его за рукоблудством. Лет тринадцать ему было. Пришла пораньше домой, заглянула к нему в комнату, а там…Исхлестала его почем ни попадя, чтобы дурака то не валял. Попугала тоже. Говорят, что кто этим делом занимается – дети инвалидами или слабоумными рождаются. Слава Богу, Господь миловал. Все детки здоровехоньки… радость наша…

– И больше его за подобным занятием не замечали?

– Нет. Как бабка отшептала. Он потом плакал. Извинения просил. Я, почитай, с месяц с ним потом не разговаривала…

Не добившись своего, мать заключенного ушла. А профессор Кравченко, переглянувшись с Андреем Львовичем, и обращаясь больше к самому себе, подытожил:

– А ведь все могло бы быть по -другому… 

– А эти подробности вам зачем? – не понял Ковалев.

– Диссертацию пишу о причинах подобного социального явления на примере вашего подопечного. Полезная вещь. Может, кто-то и заинтересуется… Нет, все – таки удивительно, что именно вы его поймали! Как вы его вычислили то?!