Наледь

Можаев Борис Андреевич

Синельников не ожидал такого удара и с минуту растерянно молчал, втянув голову в плечи, словно погружался в холодную воду.

Лукашин просматривал расчеты Воронова. Зеленин с блуждающей улыбкой поглядывал на стены, и только Дубинин внимательно смотрел то на Воронова, то на Синельникова. По всему было заметно, что спор захватил его и он никак не может решить, на чьей стороне истина.

– Вам известно, что Снежинка - река подземная?
– продолжал спрашивать Воронов растерявшегося Синельникова.

– Разумеется.

– Ее подземный дебит в девять раз превышает поверхностный.

Так согласитесь сами, что простым углублением русла мы от наледи не избавимся.

– Ну что ж, может быть, придется в таком случае брать реку в подземную трубу, - Синельников снова вернулся к своему испытанному снисходительному тону.

– Это верно! Только строительство этой бетонной трубы будет стоить примерно столько же, столько и весь поселок. Вот посмотрите подсчеты.

Синельников вспылил:

– Что вы мне суете свои подсчеты! Прошу избавить меня от этой экзаменовки. Я не спорю, что отдельные детали технического проекта не решены еще. Но следует искать решение в заданном проекте, а не отвергать утвержденный совнархозом план работ. А все эти рассуждения о детских садах и о солнышке просто непринципиальны.

Воронов резко встал.

– Конечно, для вас не принципиально, где будут жить горняки - в солнечной долине или в ледяном ущелье! Это, мол, не наше дело, мы подрядчики!

– Я довольно ясно сказал, что вы попросту спасовали перед трудностями, - перебил его Синельников.

– Да, вы ловко отвели спор от существа вопроса. Вы переключились на обвинение меня в том, что я боюсь трудностей. Дело не в трудностях, а в равнодушии к людям. Почти два года многие рабочие живут у нас все еще в палатках! Вас это не трогает. Вас не смущают невыносимые лесные дороги, где калечатся машины и надрываются люди. Все это вас мало заботит не потому ли, что вы избавлены от многих тягот? Это не вы стоите в ледяной воде на закладке фундаментов. И в палатке вы не живете. И не из вас вытрясают душу ежедневные рейсы по таежному бездорожью. И тем не менее вы говорите от имени этих людей, что нам важен конечный итог нашего труда, а не его сегодняшние тяготы. По какому праву вы говорите от имени других?

– Однако мы отвлекаемся, деятель, - перебил его Лукашин.

– Я кончил.
– Воронов решительно сел и нахмурился.

– Мне думается, что нам следует попытаться найти какое-то общее решение, - предложил Лукашин.
– Как вы полагаете, Петр Ермолаевич?

– Решение очень простое, - уверенно заявил Синельников.
– Строительство поселка продолжать, а персональное дело Воронова разобрать на бюро. Что же касается некоторых предложений Воронова, то пусть ими займутся производственный и технический отделы.

– В таком случае я вынужден буду обратиться в крайком, - сказал Воронов.

– Не надо торопиться, деятель, - досадливо поморщился Лукашин.
– Как вы думаете, товарищ Зеленин?

– На днях у нас будет производственное собрание по итогам месячного плана, - ответил Зеленин.
– Вот и пусть выступит Воронов. Обсудим и решим, что делать. Если нужно будет, пошлем в совнархоз резолюцию собрания.

Лукашин хорошо понимал, что от вороновских расчетов так просто не отмахнешься. И уж если узнают

об этом горняки, то заварится каша. Значит, на тормозах надо съезжать. Мысль Зеленина показалась ему стоящей. Выступит коллектив Управления, а там пусть разбираются, пусть решают.

– А что! Это заслуживает внимания.
– Лукашин посмотрел на Синельникова.

– При чем тут собрание?
– резко возразил тот.
– Мы сами в состоянии известить об этом совнархоз.

Синельников больше всего не желал этого коллективного обращения - оно неизбежно вызвало бы широкую огласку и могло спутать все карты. На худой конец, ему нужно успеть съездить в совнархоз, подготовить почву.

– С мнением коллектива следует считаться, - бросил Зеленин.

Синельников вызывающе промолчал.

– А как вы, Михаил Титыч?
– Лукашин повернулся к Дубинину.

Дубинин так и не мог разобраться, кто же прав, Синельников или Воронов, поэтому охотно согласился обсудить этот вопрос еще и на собрании.

– В таком случае давайте соберем специальное собрание, - предложил Синельников.
– Приготовимся как следует, пригласим представителей совнархоза...

– А зачем второй раз беспокоить людей?
– простодушно возразил Дубинин.

"Ох, идиот!" - выругался про себя Синельников.

– В самом деле, деятель, - согласился и Лукашин.
– Давайте послезавтра и поговорим.

"И эта старая лиса заюлила", - зло подумал Синельников, а вслух сказал:

– Как хотите.

Само собрание для него, в конце концов, не страшно... Лишь бы успеть убедить кое-кого, что дело тут не столько в престиже Синельникова, сколько в авторитете самого совнархоза. А свою позицию он отстоять сумеет.

Он пришел к себе в кабинет и тотчас заказал билет на вечерний поезд до Приморска...

16

На другой день утром Лукашин вызвал к себе Воронова. Там уже сидели Дубинин и Зеленин.

– Вот так, деятели... Только что звонили из совнархоза. Приказано явиться туда сегодня же. Я заказал билеты на самолет. Поедете все втроем, сразу же, от меня.

А после обеда они были в приемной председателя совнархоза.

Зеленин отказался идти в Управление строительства к Пилипенко.

– Только к самому председателю...
– настаивал он.
– Иначе дело наше дрянь.

Их вызвали первыми.

Высокий крутоплечий Мясников встал из-за стола и пошел к ним навстречу. У него было широкоскулое лицо, слегка рябоватое, редкий седеющий бобрик и рыжие густые брови, придававшие ему выражение насупленное и властное.

– Строители? Привет, привет, - говорил он, здороваясь.
– Чего это вы всем колхозом пожаловали? Проходите к столу, проходите.

"Эх черт! Вот так медведь!
– подумал Воронов, пожимая объемистую ладонь Мясникова.
– Такого не скоро собьешь и не свалишь..." Воронов питал слабость к людям крупным, напористым и теперь не без удовольствия поглядывал на Мясникова, на обстановку кабинета. В центре стоял огромный на толстых дубовых тумбах стол, обтянутый сверху зеленым сукном настоящее бильярдное поле, возле стола - старомодные черные кожаные кресла с высокими резными спинками...