Наложница императора
Шрифт:
Беседа влюблённых становилась всё более эмоциональной, и если над водной гладью вдруг раздавался звонкий девичий смех, даже деловитые утки встревожено взлетали и начинали кружиться над лодочкой вместе с остальными пернатыми.
А уж когда юноша Лю Чанг узнал, что Ланьэр любит петь, девушке пришлось продемонстрировать свой восхитительный голос. Из многих песен и оперных арий она выбрала одну, и юноша, замер, очарованный. Мелодичные звуки разливались над поверхностью воды, и даже птицы затихли, будто прислушиваясь к этому голосу, такому
Солнце клонилось к западу. Тени деревьев удлинились, цветы начали закрываться, как бы говоря влюблённым: пора, пора…
— Мы встретимся завтра? — с нетерпением спросил юноша.
— А ты хочешь, чтобы мы встретились? — кокетливо опустила глаза Ланьэр.
— Конечно! Давай опять в нашей беседке. Я принесу цитру и стану играть для тебя, а ты будешь петь.
— А я сделаю рисунок к твоим стихам о сливе, — улыбнулась Ланьэр.
— Я буду ждать тебя завтра, — прошептал юноша и взял её за руку. — Когда ты уйдёшь, я буду думать о тебе… и мечтать, — ещё тише добавил он.
Ланьэр смутилась вдруг и, высвободив руку, побежала прочь из парка.
Она бежала по узким улочкам города и прохладный вечерний ветер обдувал её раскрасневшиеся щёки. Она улыбалась и напевала что-то, и прохожие удивлённо оборачивались и спрашивали друг друга: «Почему она бежит и смеётся?» А Ланьэр не обращала внимания, она просто не видела никого. От избытка чувств ей хотелось бежать, бежать, бежать… и петь.
Дома она аккуратно разложила лист со стихами на небольшом столике, развела чернила и достала свои лучшие кисти. Самой толстой кисточкой размыла фон в уголке листа, а затем, взяв другую, тоненькую, принялась старательно вырисовывать каждую мельчайшую деталь.
На фоне горного пейзажа одиноко стояла цветущая слива, одна ветка у неё была надломлена, и землю вокруг усыпали маленькие белые соцветия.
Ланьэр посмотрела на свой рисунок, хотела ещё что-то добавить, но тут же подумала, что лишние детали только отвлекут внимание и нарушат гармонию пейзажа.
Она оставила рисунок сохнуть, а тем временем открыла небольшой сундучок, где лежали всевозможные лоскутки от старых нарядов. Выбрав самый красивый — из плотного синего шёлка, Ланьэр принялась мастерить мешочек для этого драгоценного свитка со стихами. Сидя у окна, она вышивала разноцветными шёлковыми нитками на синем фоне маленькую мифическую птицу Феникс, приносящую счастье. Вышивала долго и усердно. А когда совсем стемнело, продолжила вышивать при свечах и всё время тихо напевала какие-то песенки.
Младшая сестра, увидев старшую за работой, не преминула спросить:
— Для чего это?
— Я потом тебе расскажу, — загадочно улыбнулась Ланьэр. — Лучше иди спать, а то спугнёшь мою птицу счастья, — и звонко рассмеялась.
Полночи просидела она за работой, чтобы закончить именно сегодня, а назавтра показать результат юноше.
И вот ровно в полдень она снова отправилась в Парк Безмятежности. Душа
— Целую ночь не мог заснуть, — тихо сообщил он, взяв её за руку. — Всё время думал о тебе… Знаешь, я принёс кое-что, — и он протянул письмо.
Ланьэр хотела развернуть его, но Лю Чанг попросил:
— Только не читай сейчас. Ладно? Лучше потом.
— А что там? — взволнованно спросила девушка.
— Это стихи… для тебя, — добавил он.
— Твои?
— Да, мои…
И щёки его зарделись румянцем.
— Хорошо, я прочту это дома, — сказала Ланьэр, садясь на скамейку. — Я тоже кое-что принесла…
И она протянула юноше синий шёлковый мешочек с вышитой на нём птицей Фениксом.
— Там, внутри свиток с твоими стихами, — объяснила она. — Я сделала к ним рисунок.
— А это ты сама вышивала?
— Сама, — опустила глаза Ланьэр.
— Очень, очень красиво, — сказал он. — Ты не только поёшь прекрасно. У тебя и руки золотые!
Ланьэр улыбнулась и покраснела. Они оба всё время краснели и улыбались. И это было так здорово!
Юноша развернул листок и долго смотрел на красивый пейзаж с одинокой сливой.
— Ты очень тонко чувствуешь настроение. Молодец! Это удивительно милый рисунок.
— Но я не отдам его тебе, — сказала Ланьэр с улыбкой. — Посмотрел — и хватит. Ведь ты подарил мне эти стихи.
— Конечно, я помню, — поспешил ответить он. — Ну, а ты помнишь, что обещала подарить мне?
Ланьэр удивлённо подняла брови. Юноша взял в руки маленькую цитру, прикоснулся к ней чуткими пальцами, и нежные, грустные звуки заполнили собою беседку, опутанную плющом, и казалось, будто его тонкие вьющиеся стебли звенят вместе со струнами.
— Ты обещала спеть, — сказал юноша, не прерывая игры.
Ланьэр рассмеялась счастливая, а потом запела, и её дивный голос разлетелся по всем уголкам сада…
Потом наступили сумерки, юноша проводил девушку до её улицы и как-то грустно, словно предчувствуя беду, спросил:
— А завтра ты придёшь?
— Почему ты вдруг опечалился? — спросила Ланьэр.
— Не знаю, — ответил он. — На душе неспокойно. Не обращай внимания. Просто мне не хочется отпускать тебя.
— Но мы же увидимся завтра, — рассмеялась Ланьэр.
— Ты только обязательно приходи, — с нажимом произнёс Лю Чанг и посмотрел ей в глаза. — Ты придёшь?
— Конечно, приду, — кивнула она и опустила глаза. — Мне тоже не хочется расставаться. Но ведь завтра будет уже завтра, — улыбнулась она. — Ночь пролетает так быстро… и утро тоже.
— Для меня это будет самая длинная ночь на свете, — сказал юноша.
— Для меня — тоже, — тихо прошептала Ланьэр.
Дома она сразу побежала в свою комнату. Хотелось побыстрее прочесть письмо. Но едва присела на стул, раздались шаги, и вошла мать. Девушка быстро спрятала письмо в широкий рукав и встала.