Наложницы Бро Иутина
Шрифт:
– Двух десятков, - возразил Конан.
– Двух, - согласился хан с хитрым блеском в глазах.
– Пусть двух, киммериец, но у Бро Иутина пятьсот всадников! Подумай об этом!
– Уже подумал, - с пьяным упорством произнес Конан.
– Подумал и решил, что пятьсот всадников не будут стеречь одну девушку. Что они, кастраты из туранских гаремов? Будут они торчать в дозоре все ночи, как же! У них в шатрах свои женщины. Ну, поставит Бро троих стражей или четверых… или десяток… А десяток мне не помеха! Главное - с самой девушкой договориться, так?
– и он подмигнул Сиявуш.
– Ну, гляди… я тебя предостерег! Эти черные бурнусы демоны,
– Мало я демонов повидал, что ли?
– ухмыльнулся киммериец. Внезапно он выпрямил спину, отставил чашу и запустил пятерню в густые темные волосы, будто пораженный какой-то новой мыслью.
– Готов поспорить, говоришь?
– Его пронзительные синие глаза уставились на хана гизов.
– Ну, так посмотрим!
– Я тебя на спор не вызывал, - произнес Сибарра, опасливо пряча взгляд.
– Но коль настаиваешь…
Конан вновь хлопнул кулаком по шкурам. Решив, что это является знаком согласия, хан сказал:
– Во всяком споре есть две вещи: та, о которой спорят, и та, которую можно выиграть или проиграть. О чем мы спорим, ясно. А вот какой будет заклад?
– Моя доля добычи, что взяли у замбулийских купцов, - предложил Конан, но хан лишь скривился.
– Какая там добыча? Вино мы выпьем вместе, а от шерсти доход невелик. Вот если ты поставишь коня…
– Моего коня? Кром, ты хочешь слишком многого!
– А почему? Ты ведь сказал, что пятьсот всадников не помеха, главное договориться с девушкой. Ну, а с ней ты договоришься. Какая женщина не захочет сменять старого облезлого козла на молодого льва!
Тут Сиявуш хихикнула, и хан, дернув левый ус, окатил ее ледяным взглядом. Конан тоже посмотрел на черноокую шангарку, призадумался, насупился, но потом согласно кивнул.
– Ладно, пусть будет конь.
– Все равно ты его не получишь. Ну, а твой заклад?
– Я ставлю осла. Любого из десятка лучших. Из тех, что могут покрывать двадцать ослиц за день. Сам выберешь!
– Осла?
– скривившись, протянул киммериец.
– Ты что, смеешься надо мной, приятель? Осла против боевого туранского жеребца! Чего захотел! Чтоб Нергал тобой подавился!
– Любой из моих ослов - великое сокровище, - терпеливо пояснил Сибарра.
– Ослы наши известны и в Заморе, и в Туране, и в Хаурае. Те, что я держу на племя, стоят подороже твоего жеребца. К тому же в них живут духи предков!
– На кой мне сдались твои предки? Лучше скажи, сколько потянет осел в звонкой монете?
– Племенной - а их узнают по темному ремню вдоль хребта и большим зубам - стоит не меньше двух сотен золотых.
– Туранских монет?
– уточнил Конан.
– Золотые иной чеканки весили вдвое-втрое меньше.
– Туранских, каких же еще!
Киммериец исподлобья осмотрел Сибарру Клама. Он был не так пьян и не столь прост, как можно было бы подумать, взглянув на его лицо с варварскими резкими чертами, а мощные плечи и грудь, на которой улеглась бы черная пантера. Варвар, да; разбойник, воин, лихой рубака, но себе на уме. Жизнь приучила его к недоверчивости; и, ожидая от него скорее худшего, чем лучшего, Конан был подозрителен и осторожен. Несмотря на туман опьянения, он сохранил здравый смыл, который сейчас подсказывал, что разговор о наложнице Бро Иутина, хиршского хана, затеян Сибаррой не без умысла. Умысел этот киммериец видел ясно, как свою ладонь: так или, иначе компаньон подбирался к его жеребцу. К серому Змею в белых яблоках!
Однако сказанного слова не поймаешь и не вернешь.
Прокрутив в голове все эти соображения, он положил руку на свой меч и сказал:
– Принято! Клянусь, что ты получишь Змея, коль наложница Бро, хиршского козла, мне не уступит. Но если я с ней слажу, то выберу лучшего из твоих ослов, с самым широким ремнем вдоль хребта и с самыми здоровенными зубами. И сделаю с ним все, что захочу: продам, сдеру шкуру на барабан или засуну Нергалу в задницу.
– Принято!
– подтвердил Сибарра Клам и торжественным жестом коснулся стопки ветхих ослиных кож.
– Я тоже клянусь духами предков, что так и будет. Сладишь дело с этой стигийкой или шемиткой - и лучший осел твой! И пусть поразит меня Сет и Митра, все черные и светлые боги, если я отступлю от сказанного!
– Смотри, приятель!
– пообещал Конан, оглаживая рукоять меча.
– Обманешь - усы под коленями завяжу!
Хан ничего не ответил, лишь сверкнул глазами, то ли насмешкой, то ли с возмущением.
Где-то неподалеку от шатра заржал Змей, и по губам Сибарры скользнула улыбка собственника. Затем он кивнул прекрасной Сиявуш, и та поспешила наполнить опустевшие чаши.
Следующим утром, едва над степью занялась заря, Конан выехал на восток. Там, среди холмов, у самой туранской границы, кочевал старый Бро Иутин с детьми своими, черными хиршами. Земли его и пастбища считались из лучших; трава там была сочнее, у подножий курганов часто попадались ручьи и небольшие озерца, кое-где кустарник годившийся для костров, и повсюду в изобилии паслись дикие козы. Ни один из кочевых кланов не мог отнять эти угодья у хана Бро, так как владел он ими по праву сильного, что в любой момент подтвердили бы пятьсот всадников на вороных конях, с тугими луками и колчанами, полными стрел.
Но Конан подбираясь к землям хиршей, думал не столько об этих воителях и предстоящем деле, сколько о стенах Шадизара и башнях Аренджуна. Уже целую луну он провел в дикой степи, прибившись к людям Сибарры Клама, и начинал тосковать по шуму и блеску больших городов. Он очутился здесь не по своей воле, но, скорее, по необходимости и принуждению. За пару лет, проведенных в заморанских пределах, слава его выросла многократно; не было разбойника, грабителя и вора, который мог бы соперничать с молодым киммерийцем в открытом ли бою, в тайном ли хищении, в налетах на караваны, на дома и усадьбы богатых купцов и знатных нобилей. Числились за Конаном и другие дела, куда опасней грабежа или разбоя: доводилось ему меряться силой с темными магами и могущественными жрецами, способными взглядом обратить человека в прах. Но меч киммерийца был быстрее колдовских взглядов и заклятий так что прахом он не стал к великому сожалению заморанского властелина, пытавшегося навести порядок в своих владениях.